Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь - Станислав Петрович Федотов


Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь читать книгу онлайн
События 1918—1923 годов, что в России, что в Китае, поистине грозовые, втягивают в свою орбиту судьбы не только властителей и государств, но и простых людей, угрожая разрушить всё дорогое в их, казалось бы, устоявшейся жизни. Снова борьба, снова сражения, снова потери. Но в вихрях этих исторических событий у Ивана и Цзинь появляется ощущение своей значимости, своего влияния, пусть даже незначительного, на ход этих событий. И, несмотря на разлуку, в сердцах Ивана и Цзинь не гаснет любовь, не умирает надежда на встречу.
Девиз: Не жалуйся на холод окружающего мира, если сам не вложил в него ни капли тепла.
– А чё ж ты от своей правды в кусты сигаешь? «По состоянию здоровья» отмазался, а сам здоров, навроде марала. Партизан испужался?
Гамов покрутил головой и усмехнулся:
– Удивляюсь, с чего это народ так за большевиками пошёл. Мы самоуправление даём, а он отпихивается и в красное ярмо голову суёт. Да, царская власть была не сахар, так и советская не мёд. Ох, отыграется она на казаках, ежели победит! Нас же бешеными псами самодержавия называют, а с бешеными псами что делают? Правильно, пристреливают. Погоди, они с вашей помощью в силу войдут, а потом на костях ваших спляшут.
Павла охватила злость: тоже нашёлся ясновидящий!
– Народ не за большевиками пошёл, а супротив иноземного зверья и вас, которые на землю нашу это зверьё призвали, – осипшим от злости голосом выговорил он. – С большевиками потом разберётся и – будь уверен! – в новое ярмо голову совать не будет.
– Поживём – увидим, – снова усмехнулся, на этот раз с явной грустью, Гамов и повернулся к остальным сидящим за столом. – Ну, мне пора и честь знать. Прощевайте, дорогие мои!
Иван торопливо наполнил стопки. Выпили стоя, все, кроме Павла. Тот остался сидеть перед полной стопкой.
Гамов похлопал его по плечу и пошёл одеваться. Иван с Ильёй проводили гостя до дверей. Женщины и Павел остались за столом.
Хлопнула входная дверь, казаки вернулись к столу с волной холодного воздуха – продолжить вечерять. Одна бутылка коньяка осталась нераспечатанной, Иван подал её сестре – спрячь! – и налил всем «Амурской очищенной». Павел перелил коньяк из своей стопки в гамовскую и тоже налил себе водки.
– Об чём говорили? – спросил Иван.
Павел пожал плечами и опрокинул водку в рот. Зажевал калбой. Вопросов к нему больше не было.
Рано утром, едва лишь засинел восточный край неба, в дверь постучали. Павел с Еленой спали на кровати бабушки Тани, на кухне, за занавеской. Елена проснулась, растолкала мужа:
– Посмотри, кто там.
– Да кого принесёт в такую рань? – зевнул Павел. – Видать, послышалось.
– А вдруг за тобой пришли?! Гамов – ещё та сволота!
И, словно в подтверждение, стук раздался снова – правда не требовательно-властный, как стучат пришедшие с обыском или арестом, а спокойно-аккуратный, можно сказать, просительный.
Павел зажёг лампу, открыл дверь и вздрогнул: перед ним стоял Сяосун – в пимах, борчатке и собачьем треухе.
– Собирайся, – вместо приветствия сказал нежданный гость, входя в дом. – Уходим на тот берег. Лю Чжэнь доставит нас до Халасу или Бухэду, а там доберёмся до Забайкалья. В Верхнеудинске Краснощёков, он, я уверен, поможет.
– А я тебе зачем?
– Только что белые и японцы расстреляли и зарубили саблями двадцать большевиков, сидевших в тюрьме. Я не успел им помочь. Утром могут прийти за тобой.
Елена натянула юбку, прикрыла плечи шалью и вышла в кухню.
– Ни-хао, Сяосун, – поздоровалась так, словно виделись совсем недавно. Сяосун кивнул, он так и стоял у двери. – Проходи, гостем будешь.
– Не время гостевать, Елена. Собери мужа в дорогу.
– Надолго? – деловито спросила Елена, привыкшая к частым и продолжительным отлучкам Павла.
– Не знаю. Живы будем – вернёмся.
19
Студенты второго курса филологического факультета Национального пекинского университета были взбудоражены сверх всякой меры. Возбудил всех слух, что второкурсников не возьмут на всеобщую студенческую демонстрацию, назначенную на 4 мая. Дело в том, что 1 мая откуда-то стало известно, будто бы Япония на Версальской мирной конференции по окончанию мировой войны собирается предъявить права на германские владения в провинции Шаньдун, а это означало не что иное, как начало новой, теперь уже японской, колонизации Китая. Каждому образованному китайцу была известна хищная натура японской военщины: у всех перед глазами была судьба оккупированной Кореи. Десятки тысяч корейцев бежали в Китай, Россию, Вьетнам, Соединённые Штаты. Информация о Версале сработала как запал мощной бомбы. Собрание представителей университетов Пекина решило выйти на площадь Тяньаньмэнь и потребовать от Бэйянского правительства не подписывать версальский договор. Заодно решили попробовать изгнать из правительства двух министров и дипломата, запятнавших себя сотрудничеством с японцами: Цао Жулина, министра транспорта, Лу Цзунъю, министра валюты и посла Китая в Японии Чжан Цзунсяна.
Оскорблённые недоверием старших товарищей второкурсники отправили в Собрание представителей делегацию во главе с Ван Сяопином. Рыжекудрый парень был на курсе самым активным, к тому же разбирался в марксизме и много знал о революции в России, которой интересовалась вся молодёжь. А рыжинá его не только не удивляла, потому что многие знали, что отцом Сяопина был русский, но и породила среди парней моду красить волосы в такой же цвет. Не в подражание Сяопину – просто это нравилось девушкам. Одна из них, Пань Мэйлань, постоянно вертелась возле Сяопина и даже сама покрасилась, но не в рыжий, а в золотистый цвет, что привело Сяопина в восторг, и его чувства к ней из дружеских сразу же перепрыгнули во влюблённость. Мэйлань тоже стала членом делегации.
Кстати сказать, Сяопин не захотел воспользоваться приглашением тётушки Фэйсянь жить у неё и ни разу не был в гостях. Во-первых, потому, что получил место в общежитии, а во-вторых, просто постеснялся. А может, наоборот: сначала постеснялся, а потом добился места в общежитии. В общем, даже не знал, где её дом.
Эта пара – Сяопин и Мэйлань – была на острие атаки второкурсников на Собрание представителей.
– Вы почему нас отстраняете от демонстрации? – налетела Мэйлань на председателя Собрания.
– Да, кто вам дал такое право? – поддержал подругу Сяопин.
Остальные члены делегации одобрительно зашумели.
– Сначала, кто вы такие? – отбил атаку председатель.
– Мы – второй курс филологического факультета! – гордо заявил Сяопин.
– Очень хорошо! Потом, с чего вы взяли, что мы вас отстраняем от демонстрации?
– Так говорят… – немного растерянно сказала Мэйлань.
– Говорят, что в Шанхае мышей доят, – усмехнулся председатель. – Наоборот, нам каждый человек дорог. Чем многочисленней будет демонстрация, тем лучше.
– Так мы пойдём? – осторожно спросил Сяопин.
– Конечно! Если не передумаете. Сбор у главного входа четвёртого мая в два часа после полудня. Вместе мы – сила!
– Вместе мы – сила! – хором грянула делегация и с весёлым шумом вывалилась из кабинета.
В назначенное время у главного входа собрались не менее двух тысяч студентов. Пришли и преподаватели: Сяопин заметил Ли Дачжана и Чэнь Дусю. Мэйлань едва не опоздала: помогала сестре купать полугодовалую Юнь.
С шутками и смехом колонна двинулась на площадь Тяньаньмэнь. Старшекурсники разных факультетов изготовили транспаранты и плакаты с требованиями не подписывать




