Амур. Лицом к лицу. Выше неба не будешь - Станислав Петрович Федотов

До сих пор отношения с девушками у Сяопина как-то не складывались. Он видел, что многие на него заглядываются, понимал, что привлекает внимание его рыжекудрая шевелюра, да и сложение спортивное, и рост – в отца. Мама не скрыла от него, что отец его – русский казак, что они очень любили друг друга и собирались пожениться, но нашествие ихэтуаней развело их навсегда.

– А как же любовь? Кончилась? – спросил тогда Сяопин.

Мама грустно улыбнулась и покачала головой:

– У меня – нет. Я о Ване никогда не забываю. Только он для меня всё равно, что на небе. А до неба не дотянуться.

– А твои мужья? Русский офицер знал, Чаншунь знает?

– Может быть, да, может быть, нет. Сами не спрашивали, а я не говорила. Я ведь их тоже любила и люблю. Но не так, как твоего отца.

– А отец обо мне знает?

– Думаю, да. Но у него другая жена, дети…

– Как всё это грустно! – воскликнул Сяопин. – Ужасно несчастливая любовь!

– Какая же она несчастливая, если у меня есть ты? Умный, красивый! Такие дети рождаются только в счастливой любви. Когда-нибудь и ты полюбишь, помни об этом.

– А как я узнаю, что полюбил?

– У каждого – по-своему. Но, мне кажется, есть одно общее: когда для этого человека ты готов на всё и хочешь быть с ним до самой смерти. Об этом и Кун-цзы говорил: «Настоящая любовь – это когда любишь не того, с кем хотелось бы встретиться, а того, с кем не хочешь расставаться».

Сегодня Сяопин для Мэйлань был готов на всё: он дрался с полицейскими не за требования к власти – он защищал подругу!

– Я рада, что моя сестра тебе нравится, – серьёзно сказала Фэнсянь. – По-моему, ты ей тоже нравишься. Мэйлань! – крикнула она в глубину квартиры. – Накрывай стол к ужину!

Спавшая у неё на руках девочка проснулась, видимо, от крика, но не стала капризничать, как это часто бывает у детей спросонья, а потянулась всем своим маленьким тельцем, повернула головку и уставилась на Сяопина чёрными ягодками глаз.

– Знакомься, Юнь, – проворковала Фэнсянь, – это Сяопин, твой троюродный братец.

Юнь широко улыбнулась, блеснув двумя маленькими зубками.

– Признала! – восхитилась мать и поцеловала дочку в чёрные волосы. – Ах, ты, моя умничка!

В гостиную вразвалочку вошёл упитанный малыш лет пяти в красных штанишках-кайданку и голубой рубашке навыпуск с жёлтой аппликацией дракона на груди. Он сразу направился к Сяопину, протянул ему ручонку и сказал:

– Здравствуй! Я – Шаогун, а ты кто?

– А я – Сяопин, – улыбнулся юноша. – Ты, наверное, мой брат?

– Я – брат, – подтвердил мальчуган. – Мэй сказала, что я брат.

– Идите ужинать, – позвала Мэйлань.

На ужин были шуйцзяо[29] с острым соусом, соевые блины, сыр тофу и чай.

– Всё-таки, что у вас случилось? – вернулась Фэнсянь к беспокоящему её вопросу. – Кто-нибудь мне расскажет?

Сяопин переглянулся с Мэйлань – девушка согласно наклонила голову – и рассказал, опуская некоторые подробности, о демонстрации и её разгоне полицейскими.

– Похоже, фургоны с площади ушли не пустыми, – закончил он повествование.

– Сяопину в общежитие идти нельзя, – сказала Мэйлань. – Он слишком заметен, и полиция его найдёт. Пусть он поживёт у нас.

Сяопин попытался возразить, но Фэнсянь остановила его движением руки.

– Ты можешь жить у нас, сколько захочешь. Это – не вопрос. Но как быть с учёбой. Тебя могут схватить и на лекциях.

– Ой, я как-то об этом не подумала, – смутилась Мэйлань.

Фэнсянь задумчиво разглядывала племянника.

– Есть два варианта, – сказала, поразмышляв. – Первый – остричься наголо…

– Нет-нет! – воскликнула сестра и густо покраснела. – Только не это!

А ведь я ей действительно нравлюсь, подумал Сяопин и почувствовал, как кровь жарко бросилась в лицо. Надо как-то реагировать.

– Пожалуй, это слишком, – сказал он. – А какой второй вариант?

– Перекраситься и выправить кудри. И немного их укоротить. Убрать сзади и сделать чёлку, – продолжила Фэнсянь.

Сяопин вопросительно посмотрел на девушку: годится?

Мэйлань подумала, кивнула:

– Ну, это ещё куда ни шло! Пробуем?

– Пробуем, – подтвердил он.

20

Ни Мэйлань, ни Сяопин не могли предположить, что последует за демонстрацией 4 мая. Студентов неожиданно поддержали рабочие, чиновники, торговцы и предприниматели, в Шанхае прошли забастовки, в которых участвовало более семидесяти тысяч человек. Правительство пошло на попятную, китайская делегация в Версале не подписала мирный договор, министры-японофилы были сняты со своих постов. Арестованные студенты отпущены, так что Сяопину можно было не страховаться.

Впрочем, честно сказать, всё это воспринималось им и Мэйлань как-то опосредованно – они были заняты другим, более, как им казалось, важным: они открывали друг друга. Сяопин больше недели жил у сестёр и каждый вечер засиживался с Мэйлань за разговорами. Им обоим было интересно обсуждать самые разные вопросы: историю Китая, особенно правление императрицы Цыси, отношения с другими странами, в первую очередь с Японией и Россией (Мэйлань очень заинтересовалась русскими казаками), влияние Европы на традиции Китая, революции в Китае и в России, ну, и многое другое, что случайно возникало в разговоре. Не касались лишь одного – собственных чувств. Но так долго не могло продолжаться, потому что их неодолимо тянуло друг к другу.

Фэнсянь, конечно, многое замечала, однако не вмешивалась, предоставляя событиям развиваться естественным путём. Но однажды Сяопин задержался где-то по делам, Мэйлань пришла домой одна и, улучив момент, когда сестра не была занята детьми, а читала какую-то книжку, спросила:

– Фэн, а как ты познакомилась с Сяосуном? Кто первым признался в любви? Когда вы стали близки?

– Ишь, какая прыткая! – отложив книгу, засмеялась Фэнсянь. – Всё возьми тебе и выложи! А своими чувствами жить не хочешь? Или – уже не можешь?

Мэйлань залилась краской, но преодолела себя и вскинула голову:

– Хочу, но не могу! Он молчит, будто ничего не замечает, а у меня голова кругом идёт и всё внутри дрожит.

– А мне кажется, что он уже давно голову потерял, потому и молчит.

– Ну, расскажи, как у вас было с Сяосуном? Пожалуйста!

– Как-как… Он меня от пожара спас, с третьего этажа без лестницы на себе спустил.

– Как это – на себе? Ты что, на нём верхом сидела?

– Сидела.

– И не боялась?!

– Ещё как боялась! Но виду не подавала.

– Какие мы с тобой похожие! Я тоже боюсь, но виду не подаю.

Фэнсянь обняла сестру, прижала к себе:

– Конечно, похожие. Только мне тогда было шестнадцать лет, а тебе уже восемнадцать.

Мэйлань высвободилась:

– Ну, ладно, спас, а потом?

– Мне негде было жить, документы и