Молот шотландцев - Виктория Холт

стать великой местью за то, что случилось с их отцом. Бедный Ги! Бедный Симон! Они выбрали не ту жертву, человека, известного своей отвагой и добротой; им не следовало калечить его мертвое тело, и вот юного Симона уже нет в живых, но никто никогда не забудет убийство в Витербо, и она часто гадала, что же в конце концов станет с Ги.

Столько подающих надежды детей, и вот чем все кончилось! Она позвала дочь и с удовольствием посмотрела на нее. Высокая, изящная, истинная Плантагенет. Лливелин наверняка будет доволен своей невестой.

— Дитя мое, — сказала она, — теперь уже недолго.

Демозель склонилась над матерью и спросила, не выпьет ли та прохладного питья.

— Я угасаю, дочь моя, — сказала она. — Нет, не горюй. Это конец моей жизни — и она была богатой, — но это начало твоей. Ты с радостью отправишься к Лливелину.

— Да, матушка, я с радостью отправлюсь к нему.

— Ты давно его видела.

— Да, но мы оба поняли все уже тогда… Я уверена, он не изменился, и я знаю, что не изменилась я.

— Будь счастлива, дитя мое. Когда я была совсем юной, едва вышедшей из детской, меня выдали замуж за старика. Когда он умер, я думала, что больше никогда не выйду замуж. Поговаривали об уходе в монастырь. А потом появился твой отец. Выйти замуж по любви — лучшее, что может случиться с женщиной.

— Вы с отцом столкнулись с ужасными трудностями.

Умирающая улыбнулась.

— Мезальянс. Дочь короля и авантюрист, говорили они. Возможно, это и есть лучшие браки, потому что люди, которые их заключают, должны отчаянно этого хотеть, чтобы пойти наперекор всем вокруг.

— Вы с отцом очень хотели пожениться, я знаю.

— Ах, да. Что это были за дни! Волнение… интриги! Полагаю, я была из тех, кому интриги только на пользу. Теперь я ищу покоя. К этому мы все приходим. Я лишь хочу знать, что ты пристроена и на пути в Уэльс. Тогда я смогу умереть счастливой.

— Я никогда вас не оставлю, дорогая матушка.

— Благослови тебя Господь, но я недолго буду тебя задерживать. Когда придет корабль, ты должна ехать. Альмерик тебя отвезет. Мне нужно многое сказать Альмерику.

— Послать его к вам, матушка?

— Да, дитя мое. Скажи ему, чтобы пришел.

Альмерик де Монфор сидел у постели матери и спрашивал себя, сколько ей еще осталось, и гадал, какое будущее ждет его и сестру в Уэльсе.

Он любил мать; он благоговел перед отцом. Его злило, что величайший человек своего времени — каким он считал своего отца — погиб так бесславно. Дело было не столько в том, что его убили в бою. Это почетная смерть для мужчины. Но то, что они сделали с его телом потом… Как они посмели! Так унизить останки великого Симона де Монфора! А потом они еще удивлялись, почему его братья поступили так же с Генрихом Корнуолльским.

— Ты здесь, Альмерик, сын мой? — спросила умирающая графиня.

— Я здесь, матушка.

— Вы должны отправиться в Уэльс, как только придет корабль.

— Мы вас не оставим, матушка.

— Для вас было бы лучше уехать без промедления.

— Не тревожьтесь об этом. Будьте уверены, все будет хорошо.

— Позаботься о сестре.

— Поверьте, дорогая матушка, я позабочусь.

Она с облегчением закрыла глаза.

Она была права. Им следовало уехать, как только придет корабль. Гонец мог прибыть в любой момент и велеть им отправляться в путь. Но его сестра никогда не согласится оставить мать — как, впрочем, и он сам.

Со времен Ившема удача отвернулась от их семьи. О, как же глупо поступили Ги и Симон, совершив убийство, потрясшее мир! Ги всегда был жесток и ненавидел своего кузена Эдуарда; он говаривал, что Эдуарду все достается слишком легко. Возможно, в те дни в королевской классной комнате они все немного завидовали Эдуарду. Золотой мальчик, сын короля, наследник престола. Тот, кто задавался и пытался всеми помыкать, — выше любого из них, тот, кому доставались все внимание и почести даже тогда. Ги ненавидел его и пытался настроить всех против него. Генрих Корнуолльский был одним из тех мальчиков — самым старшим — и верным союзником Эдуарда. Генрих — благородный мальчик, что вел Эдуарда по пути добродетели. Эдуард — будущий король, Генрих — святой. Неудивительно, что они сделали Генриха своей жертвой. Альмерик мог представить, с какой злобной радостью Ги калечил тело Генриха.

О, как же глупо они поступили. Этот поступок настроил против них весь мир. Он навлек бесчестье на великое имя де Монфоров. Теперь, при его упоминании, люди говорили об убийстве, а не о великом благе, которое их отец, Симон де Монфор, принес Англии.

Альмерик никогда не забудет то время, когда его вместе с братьями обвинили в убийстве. Для него это стало великим испытанием, ибо он не только получил духовное образование, но и был невиновен в этом преступлении. Арестовать его было легко, поскольку в то время он служил в Падуанском университете. Слава Богу, он смог доказать, что и близко не был к Витербо, когда было совершено убийство, и, более того, лежал в жестокой лихорадке.

Теперь его призвали к смертному одру матери, и ему пришло на ум, что если этот брак с валлийским принцем состоится и Лливелин станет королем Англии, то судьба де Монфоров переменится. Его сестра — королева Англии! Гордый Эдуард низложен! Какая славная перспектива. А Мерлин предсказал, что некий Лливелин станет королем Англии. Если это тот самый Лливелин…

Дыхание матери становилось все более затрудненным. Он подумал, не позвать ли священника.

Вошла его сестра, и когда она взглянула на постель, ее прекрасные глаза исполнились скорби.

Она опустилась на колени у кровати, и мать, почувствовав ее присутствие, протянула руку.

Элеонора взяла ее.

— Я здесь, матушка, — сказала она.

— Поезжай… и будь счастлива, — промолвила графиня. — Альмерик…

— Да, миледи.

— Позаботься о сестре. Обещай мне. Отвези ее к жениху. Начните новую жизнь… Не горюйте.

Она закрыла глаза, улыбаясь. «Возможно, — подумала юная Элеонора, — она думает о собственном замужестве; о тех днях, когда она, смелая, отважная принцесса, вдова старика, встретила и полюбила прекрасного Симона де Монфора — человека, которому суждено было оставить след в истории, — того, кого звали авантюристом».

Они вместе пустились в это приключение, и вот оно