Книжный магазин в Мейфэре - Элиза Найт

желая знать, что здесь происходит. Вместе с ней вошли две собаки Па. Милли и Лотти, лежавшие возле меня, подняли головы, угрожающе засопев, как это свойственно французским бульдогам. Точно так же веду себя и я, когда Прод глазеет на какую-нибудь шлюху, виляющую бедрами.

– Тсс! – сказала я, погладив собачек, и указала Деборе на место рядом со мной. – Скоро ты тоже будешь стоять на этом табурете, стойко перенося подготовку к представлению ко двору.

– Я не намного младше Джессики, – она одарила меня улыбкой херувима, не ведающего обо всех мерзостях, которые преподносит жизнь…

– Конечно, – я с трудом улыбнулась в ответ, стараясь прогнать мрачные мысли. Подняв с пола лоскут тюля, я накинула его на голову и сделала пируэт.

– Похожа на нашу дорогую Хонкс? – Я захлопала ресницами и изящно изогнулась, подражая Диане, которая несколько месяцев назад позировала в образе Венеры для серии фотографий мадам Йевонд.

– О, Леди, будь добрее, – сказала Пэм. – Эти портреты просто потрясающие.

– В самом деле потрясающие, – вторила ей Дебора.

Как это трудно – быть младшей из семи детей Митфордов, да еще иметь и пятерых старших бесконечно самоуверенных сестер! Бедная Дебо! Лишь наш брат Том обладает сомнительным даром двуличия: он абсолютный хамелеон и подстраивается под любую компанию. С Дианой Том обеими руками голосует за фашизм, но за ее спиной называет Мосли Людоедом, а Гитлера – истеричным ребенком.

Джессика молча изучала меня в зеркале. Встретившись взглядом с ее прекрасными, сияющими голубыми глазами, я подумала: только бы ее радость не отравил мужчина, как это случилось со мной. Теперь уже дважды – сначала Хэмиш, затем Прод.

– Дорогая Декка, – сказала я, – ты будешь первой красавицей среди дебютанток в Букингемском дворце. И конечно, мечтой каждого холостяка.

Мои сестры согласились, прекрасные портреты Дианы были позабыты, и Джессика широко заулыбалась, глядя на белый атлас платья, в котором ей предстояло приветствовать королеву.

Я отбросила тюлевый лоскут, вспоминая декабрь и тот последний раз, когда семеро отпрысков Митфордов собрались на балу в Ратленд-Гейт. Среди гостей присутствовали важные шишки, в том числе Черчилль, но, слава богу, обошлось без Сьюэллов. А когда бал закончился, мы все разошлись в разные стороны.

Я снова попыталась отогнать унылые мысли. Может быть, выйти на воздух? Я поднялась:

– Пойду погуляю с собаками, прежде чем нас позовут ужинать.

– Я с тобой, – Пэм всегда была рада пройтись, хотя ее нога так и не пришла в норму после полиомиелита, перенесенного в детстве.

– Буду рада компании.

С самого рождения Пэм я шутливо укоряла ее в том, что она разбила мою жизнь единственного ребенка в семье. Однако сейчас я радовалась ее обществу. Трудно оставаться наедине с мрачными безднами моего разума.

Во дворе одна из служанок перевернула корыто для мытья посуды, выливая его содержимое.

– Помнишь, как Юнити в детстве забиралась на корыто и выкрикивала приказания, словно была королевой Свайнбрука? – со смехом спросила Пэм.

– Да.

Я тоже рассмеялась – да так, что на глазах выступили слезы. Пэм еще не знает, но из этого воспоминания только что родилась удачная идея для начальных глав «Потасовки». В них мой персонаж Евгения, двойник Юнити, выкрикивает оскорбления в адрес народа и восхваляет Союз джекорубашечников и их лидера, Джека. Я водружу Евгению на корыто! О, пародия будет очень комичной, и, конечно, сестры сочтут ее забавной. Чтобы они наверняка распознали мой шарж, я могу добавить няню, которая дергает Евгению за юбку и велит той слезть с корыта. Именно так делала няня Блор, когда Юнити была маленькой.

Дорогой Ивлин!

Вот и наступил этот день – двадцать пятое июня. Вершина моей карьеры? Думаю, нет. «Потасовка» получила несколько хороших рецензий. Другие, не столь доброжелательные, я предпочитаю игнорировать, следуя твоему доброму совету. В момент выхода собственной книги всегда испытываешь тревогу и радостное волнение одновременно. Как ты с этим справляешься?

Этот роман, над которым я трудилась много месяцев, выжал из меня немало пота, крови и слез; благодаря ему подушечки моих пальцев покрыты мозолями, а глаза слипаются от бессонных ночей. И теперь, положив законченную книгу к ногам читающей публики, я ощущаю облегчение и дискомфорт. Увы, такова судьба писателей.

И конечно, следом начинают мучить вопросы. Будет ли книга продаваться? Или она провалится? Мы, писатели, хотим, чтобы каждое наше следующее издание имело больший успех, нежели предыдущее. Если этого не происходит, вся карьера может быть загублена. Пожалей меня, старина, потому что я вся на нервах.

С любовью,

Нэнси

Головокружительный водоворот летнего сезона замечательно отвлек меня от моего неудачного брака.

В день выхода «Потасовки» я прошлась по книжным магазинам Лондона. Я указывала на обложку покупателям, которые меня не узнавали, и пряталась за полками, пританцовывая, когда они оплачивали покупку. Понравится ли книга читателям? Посоветуют ли они своим друзьям прочитать ее? Воспримут ли меня всерьез, или над романом будут насмехаться, как над полной галиматьей? Я хотела бы, чтобы читатели поняли политические намеки и юмор, задумались о состоянии наших дел, о возвышении фашизма и о том, как он влияет на все аспекты нашего общества. Может быть, я ожидаю слишком многого? Конечно, я понимала, что «Потасовка» понравится не всем. Даже те, кто пришел в восторг от «Рождественского пудинга», могут счесть новый роман слишком резким и неприятным.

Несмотря на натянутые отношения с Дианой и Юнити, усугубившиеся из-за книги, я надеялась на их поддержку. Рассчитывала, что они увидят в «Потасовке» философскую сатиру и даже предсказание.

Диана, однако, не отвечала на мои телефонные звонки и письма. Ма, выступавшая посредницей между нами, доложила, что Людоед, крайне недовольный книгой, не разрешил сестре общаться со мной. Ну что же, выходит, я правильно дала ему кличку.

На одном из экземпляров я сделала дарственную надпись для Юнити «Моему дорогому Каменному Сердцу» и попросила Тома передать его – он собирался навестить сестру в Мюнхене. Я молилась, чтобы она не рассердилась так же, как Диана. Правда, надежды на это было мало. Уж если я ошиблась насчет менее фанатичной сестры, то пламенная Юнити и вовсе будет вне себя от ярости.

Через несколько дней после выхода книги я отправилась на домашний прием к лорду Бивербруку. Я хотела хорошо провести время, но имелась и другая цель. Его светлости принадлежало несколько газет, и в одной из них я планировала увидеть рецензию на «Потасовку» – возможно, даже хвалебную, если я пообщаюсь с бароном в неофициальной обстановке.

В окна утренней комнаты его светлости проникали солнечные лучи. На буфете были разложены лепешки и тосты, вареные яйца и бекон.