Расколотая корона - Виктория Холт

— Я научился править к тому времени, как эти почести достались мне.

— Я научусь. Я уже научился.

«Клянусь очами Божьими, — подумал Генрих, — какую ошибку я совершил, короновав этого мальчишку! За все свое правление я не делал ошибки большей, чем эта, — разве что когда сделал Томаса Бекета своим архиепископом Кентерберийским».

— Ты будешь делать то, что я желаю, — коротко сказал он.

— Другие считают, что со мной не следует так обращаться.

— Кто так считает?

— Король Франции. И некоторые из моих рыцарей тоже так думают.

— Так ты обсуждаешь наши дела с чужим королем?

— Людовик — мой отец по браку.

— И, без сомнения, хотел бы видеть смуту в моем королевстве. Людовик — наш враг… наш естественный враг. Мы можем заключать с ним перемирия и мир через наши браки, но факт остается фактом: он — король Франции, а я — король Англии, и как таковые мы враги. Что до твоих рыцарей, я бы хотел знать, кто эти молодцы, что говорят и действуют как изменники. И вот что я тебе скажу, сын. Они больше не будут твоими рыцарями.

— Говорю вам, я не потерплю такого обращения. Если вы король, то и я тоже.

— Моею милостью.

— Неважно, чьей милостью. Я король, и меня знают как короля.

Это было правдой.

Король некоторое время молчал. Затем он сказал:

— Если ты хочешь быть королем, тебе нужно усвоить уроки. И ты начнешь без промедления. Я буду держать тебя при себе, и когда ты изучишь свое дело, ты сможешь быть мне очень полезен. Возможно, тогда тебе будут поручены некоторые из моих владений, когда мое присутствие потребуется в другом месте. А до тех пор ты будешь делать то, что я желаю. Теперь иди. Я сказал все, что хотел.

Генрих Молодой ушел с тупой злобой в сердце. Она не утихла, когда он узнал, что некоторые из его рыцарей были отстранены от его службы и отправлены обратно в Англию с предупреждением, что на этот раз с ними обошлись снисходительно, но если они снова вызовут недовольство короля, милости больше не будет.

Затем король объявил, что покидает Лимож и отправляется в Нормандию, и что его сын Генрих будет его сопровождать.

Алиенора простилась с сыном, так как она возвращалась в Аквитанию с Ричардом и Джеффри.

— Будь уверен, — прошептала она Генриху Молодому, — он будет держать тебя при себе, чтобы не спускать с тебя глаз. Тебя ждет еще большая неволя, чем прежде.

— Я не потерплю этого! — заявил Генрих.

— Король Франции сказал, что приютит тебя, не так ли, если положение с отцом станет невыносимым?

— Мой отец говорит, что он наш враг.

— А кто твой настоящий враг, позволь спросить? Не тот ли, кто отнял у тебя часть твоего наследства? Не может ли его враг стать твоим другом? Ты больше не дитя, сын мой. Пора тебе проснуться и взять то, что твое.

— Он никогда не позволит мне этого.

— Против него многие. Почему бы тебе не взять то, что он не хочет тебе дать? Подумай об этом.

Генрих подумал и, думая, пришел в возбуждение. Но король был тверд в своем решении, что тот должен сопровождать его в Нормандию.

Маргарита отправилась навестить своего отца, прежде чем вернуться в Англию, а два Генриха покинули Лимож и направились в Нормандию.

***

Отец и сын ехали бок о бок. «Придется за ним присматривать, — думал Генрих-старший. — Полагаю, его мать подстрекала его к мятежу. Начинаю верить, что у меня никогда не было большего врага, чем моя жена. Но мальчишка молод; я скоро его усмирю». В то же время его печалило это положение. Как было бы приятно иметь любящего сына, которому можно доверять. Он всегда надеялся, что так и будет с Генрихом. Ричард, он знал, никогда не будет к нему привязан. Его ум отравили в слишком раннем возрасте. Но, возможно, если ему удастся вразумить этого мальчика, они смогут работать вместе, бок о бок, и он сможет научить его быть великим королем. Чтобы Англия была великой державой, ей нужен был сильный король. Неужели народ не понимал, что может случиться при слабом правителе? Они видели, что сделало со страной правление Стефана. Многие из них пережили те годы гражданской войны, когда Матильда и Стефан боролись за корону, а затем последовало бессильное правление Стефана. Люди вроде Завоевателя, Генриха I и Генриха II — вот что было нужно стране. А этот мальчик будет третьим Генрихом; он должен соответствовать первым двум. Можно ли его научить? Можно ли заставить его понять, что он должен обуздать это личное тщеславие, жажду власти, ибо это было именно оно? Какой же он красивый мальчик, и нельзя не признать, что он обладал большим обаянием, когда не был угрюм, как сейчас. Хорошая внешность была преимуществом для короля; у Стефана она была; но можно было прекрасно обойтись и без нее, если у тебя есть сила и тот врожденный гений, который наделяет человека неким тайным магнетизмом, вызывающим уважение и страх у людей. Оглядываясь на предыдущие правления, было так легко выделить тех, кто правил хорошо, и тех, кто плохо, и два великих короля были одного поля ягоды, и он верил, что и сам относится к той же категории.

Он должен заставить Генриха Молодого это понять.

Поэтому, пока они ехали, он говорил с ним по-дружески, по-отечески. Он пытался донести до мальчика, что хочет научить его быть великим королем, и отчасти поэтому не желает сейчас подвергать его неокрепшие силы большому напряжению. Но даже он сам знал, что не сможет выпустить вожжи из своих рук. Это была правда: однажды завладев чем-то, он не мог заставить себя расстаться с этим.

Он сдерживал свой гнев, пытаясь завоевать расположение мальчика. Он пытался шутить, наставляя его. Ему начало казаться, что он наконец-то добивается успеха.

Генрих-младший слушал отца, и его негодование росло с каждым днем. «Как же он силен! — думал он. — Он проживет еще много лет. Я буду стариком, прежде чем у меня появится шанс править, и пока он жив, он не уступит ни на йоту. Я — король. Многие предпочли бы следовать за мной. Никто его не любит. Его боятся. Это единственная причина, почему они не восстают. Но если бы у них был