Облака на коне - Всеволод Шахов

Нобиле ухмыльнулся.

– Да, ты у нас хороший… Вероятно, совсем непогрешимый… – Нобиле зло уставился на Трояни, сощурив глаза.

– Представляю, что эта сумасшедшая могла ещё напридумывать, толком не понимая итальянского языка.

– Трояни, ты изменился, зря я на тебя так понадеялся, – Нобиле уже вовсю кричал.

– Умберто, я не хочу больше рассуждать об этом, даже не хочу оправдываться. Я знаю, что ты очень упрямый и никакие доводы тебя не убедят… Вероятно, у нас с тобой всё уже закончено… раз и навсегда.

Нобиле, как только Трояни захлопнул дверь, прорычал: – Непогрешимый нашёлся!

Визокки медленно повернул голову от двери к Нобиле, негромко проговорил:

– Действительно, контракты оставили в силе только с тобой и Трояни, остальных домой отправляют, – сделал паузу и добавил, – ещё Шакку оставляют. Умберто, да чего ты так на Трояни взъелся? он ведь вполне адекватный человек, мог бы с ним поаккуратнее. Стоит ли так быть уверенным, что переводчица всё правильно поняла?

– Чего ты его защищаешь? На всех подобные оценки дал, и на тебя, кстати, тоже. Говорил, что хоть ты образован и многое знаешь, но проектированием дирижаблей никогда не занимался.

– Ну, это же правда! Да, не всё я понимаю, спрашиваю у тех, кто знает. Инженерная деятельность этим и хороша, можно познавать новое, опираясь на то, что уже знаешь.

– Только выглядит это так, как будто я набрал не пойми кого и привёз сюда для развлечения. Вот, – Нобиле кивнул в сторону Де Мартино, – про этого, вообще, говорил, что просто чертёжник, но не инженер и конструированием никогда не занимался. Что, Де Мартино, в оправдание можешь сказать?

Де Мартино провёл ладонью по лбу:

– Смысла уже не вижу всё это обсуждать. Контракты с нами не продлены, не знаю, из–за Трояни или нет. Мне казалось, что ты с Трояни в хороших дружеских отношениях. А что касается его как инженера, то мне до него никогда не дорасти. Столько разных проектов у него за плечами: от лёгких самолётов до трека для автомобилей.

Нобиле сделал несколько шагов по комнате, подошёл к столику, налил себе кьянти. Выпил, положил в рот ломтик сыра.

– Инженер он, действительно, хороший, только это и толкнуло меня взять его сюда, в Россию, а вот человек он не очень, – Нобиле поморщился, – а сейчас, когда уж я точно решил, что больше не буду иметь с ним дел, то многое чего вспоминается..

Нобиле наклонил голову набок.

– Помню, когда мы прощались с тремя нашими товарищами… – Нобиле решил пояснить, заметив непонимание в глазах Де Мартино, – это когда на льдине дрейфовали после крушения «Италии»… острова увидели и трое вызвались идти к ним пешком. Я и Чечони раненые – куда нам передвигаться… Мальмгрен и два офицера настойчиво хотели добраться… Мы письма прощальные родным написали… думали с островов больше шансов спастись… Тяжело на душе у всех было… плакали меж собой… не особо там надежд на спасение. И к моему удивлению, Трояни достал из куртки пачку денег, говорит, три тысячи лир… аккуратно заворачивает и вручает одному из офицеров… запамятовал кому. Говорит «Моей жене они будут нужнее. Вероятность что вас первыми найдут выше».

Нобиле хмыкнул.

– Теперь вот уж задумываюсь, не из–за денег ли он вас выпроваживает домой. Специалисты Советской власти нужны, а себе можно и цену набить, – Нобиле обвёл взглядом комнату, добавил: – а вы в курсе, что он в фашистскую партию вступил, чтобы с его семьи льготы какие–то там не сняли?

– Что ж, предприимчивый! – Визокки кивнул, – Умберто, ты что–то совсем уж на Трояни наговариваешь.

– Да вот противно стало от всей этой истории. Бывают моменты в жизни, когда необходимо дожимать до конца. Я в этом убедился там же, в Арктике. Когда не было ответа на наши радиограммы о помощи, только я один настойчиво заставлял Бьяджи, изо дня в день, передавать запросы в эфир. Подумать страшно, если бы бросил эту затею, если бы, как все остальные… Да все уж с жизнью тогда попрощались… и Трояни… завернётся в спальный мешок, отвернётся от всех… – Нобиле налил ещё вина. – Конечно, скажете, нам случай помог. Да, случай! Да, если бы не оказалось этого радиолюбителя из Архангельска! Да, если бы Советское правительство не направило к нам ледокол! Да, если бы… Много этих «если бы». Но не прекращать передачу радиограмм приказывал не кто–то, а я! Так и сейчас, уж если дело новое затеяли… да, тяжело здесь, да, близко к авантюре… но надо идти вперёд… а не выталкивать друг друга.

Нобиле подошёл к шахматной доске,

– Давай, Визокки, сыграем партию.

– Что ж, во всяком случае, русским надо быть благодарным за спасение, – Визокки аккуратно решил закончить неприятный разговор.

– Вечерок у нас получился весёлый… – Де Мартино сделал глоток вина, – Умберто, откуда такой кьянти хороший?

– Из нашего посольства доставляют, – Нобиле выдвинул вперёд белую пешку.

20

Дирижабль «В–5» мягко реагировал на команды Лебедянского. Что ж, для второго пробного полёта вполне неплохо. Лебедянский подмигнул Трояни, прокомментировал свои намерения:

– Дальше манёвренность будем проверять.

Трояни вспоминал, какие пункты требований программы испытаний удалось закрыть без замечаний. Набралось немного. Аэрофлотовская комиссия по приёму дирижабля была настроена на скрупулёзную работу и замечания шли сплошным потоком. Кульминацией стала запись в одном из актов «…на верфи отсутствуют исправленные чертежи общего вида». После этого, конструкторы убеждали комиссию, что нужно руководствоваться целями: «Это первый испытательный корабль… что вы так к документации прицепились… да, при сборке запроектированную центровку пришлось изменить… да, гондолу сдвинули к носу на восемь метров… с материалом оболочки намучились». Трояни тогда даже прилюдно фыркнул: «Конечно, в мороз минус двадцать додумались сборочные работы проводить – сначала оболочку натянуть не могли, а потом уместить не удавалось». Вместо планируемого объёма в две тысячи сто пятьдесят кубометров, в паспорт пришлось записать «2340».

Вроде убедили комиссию не так придирчиво проводить предварительные испытания.

– Бодренько идём, – Лебедянский улыбался, подёргивая кончиками пшеничных усов, подбадривал напряжённого Трояни, – манёвренность неплохая.

Дирижабль завершил обход по малой окружности в границах Лётного поля. Уходили в сторону Хлебниково. Постепенно набрали высоту в несколько километров. Трояни посмотрел вниз. Зацепиться глазом не за что… Море зелёного леса скрывало железную дорогу, едва различались автомобильные, и только река Клязьма давала представление о местоположении.

– Ничего, по компасу идём, – Лебедянский будто прочитал мысли Трояни.

– Командир! – к Лебедянскому подошёл бортмеханик, в руке держал клочок серой бумаги с карандашными закорючками. Озвучил написанное: – При средней скорости шестьдесят восемь с половиной километров в час, расход горючего двадцать килограмм в час. Мотор тысяча