Облака на коне - Всеволод Шахов

по цеху… – Тамара удручённо заправляла нитку в иглу, вздыхая, что не увидела глаз Нобиле.

Антонина погрузилась в работу. Уже несколько месяцев, приноровившись к хитрой многоигольной швейной машинке, она сшивала трапецеидальной формы, около одного квадратного метра, куски плотной материи в большие полотна. Технологическая операция была довольно простой – куски материи поступали к ней склеенными между собой, с нанесенной мелом линией, по которой должны пройти несколько параллельных швов.

Удивительно, как легко человек адаптируется. Только четыре месяца прошло с того момента, как она впервые испуганно смотрела на эту тяжёлую прорезиненную ткань, покрытую с наружной стороны алюминиевым порошком серебристого цвета. «У тебя несложная операция… это внутренняя диафрагма оболочки… там не требуется газонепроницаемости…» – всплыли в памяти наставления Соколовой

Антонина тогда твёрдо решила держаться этой работы, поэтому пыталась вникать глубже в тонкости ремесла. Примечала, что происходит вокруг. Через неделю даже решилась спросить Соколову, почему на полотнища, с которыми работали другие девушки, при последующих технологических операциях на швы наклеивают ленты, а на её полотнищах этого не делают. Соколова, не долго думая, отмахнулась: «На чертеже нет, поэтому так. Значит не нужно… вроде как диафрагма будет внутри оболочки…» Антонина подняла прижимную лапку, развернула материю. Растолкала ногой качалку привода. Иглы зацокали, прорубая отверстия и оставляя на поверхности ровные строчки толстой нити. Да, человек ко всему привыкает. Теперь даже забывается, как вначале было страшно… а теперь чуть ли не с закрытыми глазами.

– Антонина! – Соколова легко перекрикивала цеховой гул. Антонина подняла голову. Увидела итальянца Шакку и Соколову, которая подавала ей знаки рукой, подзывая к столам раскройщиц – за перегородкой,у противоположной стены было не так шумно.

– Работа для тебя другая появилась… переставляю тебя на новую операцию, очень ответственную… Нужно втачать элементы крепления. Вот, посмотри… – Соколова вела Антонину вдоль длинного стола. Над горбом возвышавшейся серебристой материи склонились женщины и вручную «примётывали» накладки, удерживающие петли из толстой верёвки. Шакка неотступно следовал за Соколовой. Антонина побаивалась этого молчаливого итальянца, особенно, когда он тихо подходил к её рабочему месту, расправлял заинтересовавший его участок материи, разглядывал шов и, не говоря ни слова, уходил.

– Вот… – Соколова показала на извилистую линию, нанесённую мелом, – здесь нужно будет пройтись.

Антонина непонимающе посмотрела, озабоченно спросила:

– Как под лапку–то здесь подсунуть?

Соколова поняла в чём дело:

– Так для этого специальная швейная машинка будет…

Внезапно пояснения прервала Тамара. Она бесцеремонно развернула перед Соколовой чертёж, искоса взглянула на Антонину и заявила, обращаясь к Соколовой:

– Вопрос важный… отвлеку. Только недавно проклеили… – зло тыча в линии чертежа, Тамара возмущалась, – а зачем? Теперь всё переделывать.

– Ты, Тамара, не кричи. Наше дело – делать. Я не знаю, почему… Да, новые чертежи привезли.

– Что, сразу они не могут, что–ли, нормально нарисовать? Только мучают нас… – почти беззвучно матюгаясь, Тамара отошла в сторону, – новые шаблоны теперь делать… – вдруг она истерично бросила на пол картонные шаблоны для раскроя.

– Тамара, опять твои истерики, успокойся и новые сделай! – Соколова повысила голос. Махнула кому–то в глубине цеха, мол, помоги ей. Тамара взяла листы картона, показно встала ногами на сброшенные.

Соколова хмыкнула. Шакка молчал, стоя рядом, смотрел.

– Антонина, сможешь аккуратно сделать? – Соколовой удалось выровнять голос. – Ты девушка аккуратная, глазки молодые. Осталось немного и сдадим. Правда потом.... Нобиле с нашим Лифшицем разговаривал – скоро ещё больше работы будет.

Антонина посмотрела на чертёж. Взгляд застрял на странном слове в основной надписи чертежа. Она вслух прочитала: – Баллонет.

Соколова заметила её напряжённый взгляд, успокаивающе сказала:

– Да ты не бойся. Чертёж тебе не нужно читать. Разметку другие будут делать. Мелом обозначат, где шов проложить. Тамара покажет.

Антонина испуганно поглядела в сторону Тамары.

– Да ты не бойся её. Покричит и остынет.

Тамара действительно смягчилась, уже спокойным голосом подтвердила:

– Да, твоё дело аккуратно прострочить…

Соколова, видимо, вспомнила, что когда–то Антонина проявляла интерес, в какой части оболочки дирижабля будет применяться изготавливаемая ею деталь, решила объяснить:

– Баллонет – это, если по–простому, большой мешок для воздуха… под оболочкой с газом размещается… И обе они спрятаны под внешней оболочкой.

Соколова посмотрела на Антонину, улыбнулась, горделиво продолжила:

– Ну, дело в том, что газ могут стравливать, и тогда оболочка дирижабля будет сминаться. Чтобы этого не происходило форму поддерживают с помощью этого баллонета. Воздух туда нагнетают либо набегающим потоком или от специальных вентиляторов, если горизонтальной скорости движения нет.

Антонина неопределённо мотнула головой, прошептала:

– Сложно это всё. Пока не понимаю.

И вздрогнула от громкого голоса Тамары:

– Всё, я закончила вырезывать клинья – можно сшивать…

Соколова обернулась, махнула рукой, мол, всё нормально.

– С утра уже клеить начали, – Тамара не умолкала, – обычно вечером же делают, когда швеи уходят. Мы так задохнёмся тут.

– Ничего не поделаешь. Сроки знаешь? – Соколова кивнула в сторону красочного плаката «Сдадим первенец в срок!», висевшего посреди цеха.

– Первенец… первенец,.. как бы нам тут до родов не помереть… – Тамара садилась за швейную машинку.

19

Как только в квартиру вошёл спокойный Трояни, Нобиле занервничал. Сделал несколько шагов в его сторону , посмотрел на Визокки, занятого беседой с Марией Андреевной, оглянулся на Де Мартино и Гарутти, игравших в шахматы, и без вступительных слов обрушился на Трояни.

– Мне сказали, что ты на нас яд изливал… полными вёдрами…

– Умберто, не понимаю, о чём ты? – Трояни, опешивший, застыл на месте.

– С кем ты разговаривал по вопросам компетентности итальянских специалистов?

Трояни, наконец, понял о чём речь:

– А–а, об этом… да, было такое… с Фельдманом говорил. Он расспрашивал, что конкретно делал каждый по своему направлению. Вопрос стоит о продлении контрактов. И как я понял, Дирижаблестрой уже решил расстаться со многими.

– И что же ты порассказывал? – Нобиле выкрикнул и все повернулись в сторону Трояни.

– Правду говорил. Ты знаешь, я не люблю «вокруг да около». Ты прекрасно знаешь на что каждый способен.

– И меня ты считаешь «всего–лишь машинистом на железной дороге…»? – Нобиле старался смотреть на Трояни с омерзением, – и что выбор меня в качестве руководителя был ошибкой, поэтому так медленно и идут дела в Дирижаблестрое?

Трояни выразил на лице удивление, но нашёл, что ответить:

– А–а! Так это та хрупкая пожилая барышня у Фельдмана, что итальянские диалекты не воспринимает. Как она, вообще, переводчиком работает? Так вот, Фельдману я сказал: «Нобиле, когда занял главную позицию на заводе в Италии, уже вступил на мощный локомотив и умело вёл его вдоль трудного железнодорожного пути, но Дирижаблестрой – не локомотив, да и дороги ещё нет». Умберто, я действительно так