Елизавета I - Маргарет Джордж

Вдвое больше, чем у нас!

– Ясно.

– Но один несгибаемый англичанин стоит пятерых…

– Избавьте меня от этой высокопарной чуши, Кафф. Вы прекрасно понимаете, что это пустая болтовня. Вы же умный человек. Давайте сойдемся на том, что я не глупее вашего. Значит, граф попусту растратил все свое преимущество и силы и теперь выдвигается навстречу врагу, будучи заведомо его слабее.

– Это слишком мрачная оценка, ваше величество.

– Так переубедите меня.

Он вывалил на меня целый ворох отговорок – рекомендации Ирландского совета, нездоровый климат, вероломство наших союзников.

– Пфф, – фыркнула я.

Он рассмеялся.

– Сейчас все наши прошлые ошибки уже не важны, – сказал Кафф. – Важно то, чем окончится противостояние графа и О’Нила.

Это была чистая правда.

– Очень надеюсь, у Эссекса хватит ума не вызывать его на поединок.

Любимое – и бессмысленное – предложение Эссекса.

– О’Нил на двадцать лет старше, – заметил Кафф. – Возможно, это не такая уж и плохая стратегия.

– Пфф, – снова фыркнула я. – Можно подумать, он поставит на кон свое королевство. Да, он старше и к тому же исключительно хитер. Даже одержи Эссекс победу, О’Нил не признал бы ее. Он только притворился бы, чтобы выиграть время. Нет, я категорически запрещаю подобные вещи.

– Как скажете, ваше величество, – повиновался он с совершенно несчастным видом.

Такова дилемма умного человека, вынужденного служить и оправдывать того, кто и в подметки ему не годится.

– Я напишу указания для вашего хозяина.

Как ему, должно быть, неприятно было слышать эту фразу и сознавать ее правдивость.

– Но я очень рассчитываю на то, что вы донесете их до него со всей убедительностью, какую я использовала в разговоре с вами. – Я сделала глубокий вдох. – А теперь давайте поговорим о других вещах. Вас, сэр, я прекрасно помню по Оксфорду. Что побудило вас оставить научные изыскания и отправиться искать лучшей доли под началом графа Эссекса?

– Даже ученым нужно что-то есть, ваше величество, – сказал он. – Служба у графа открывала передо мной лучшие практические перспективы.

Он распрямился. В его позе еще угадывались остатки былой горделивости.

– Практические – да, – согласилась я. – Но есть же и нечто большее. Есть же мир за пределами этого.

– Вы имеете в виду рай? Он слишком далеко.

– Нет, я имею в виду землю. Репутацию. Труды, которые останутся жить после вас. Политика же – дым; он скоро развеется, и никто о нем даже не вспомнит.

– Высшие сферы и того и другого приносят бессмертие, – сказал он. – Но, не обладая талантами, которые могли бы вознести меня на вершины, ни того ни другого, я предпочитаю связать свою судьбу с тем поприщем, что лучше оплачивается.

– Вы Макиавелли.

– Нет, всего лишь прагматик. Многие вынуждены отказываться от высшего призвания ради того, чтобы обеспечить себя хлебом насущным.

«Вам этого не понять», – читалось в его словах.

– Необходимость есть необходимость, – согласилась я. – А выживание – первейшая необходимость для каждого из нас.

– К несчастью, так и есть. Такова печальная правда.

Я пристально посмотрела на него. На этого молодого человека, который свернул с пути, для какого подходил более всего. Его внимательные зеленые глаза, его высокий рост, его живой ум – все это выдавало незаурядное обаяние и таланты. Однако же всему этому суждено было остаться никем не оцененным и не замеченным и быть бездарно растраченным на службе у графа.

И снова потянулись нескончаемые дни ожидания. Они крались мимо на цыпочках, точно, как и мы все, затаили дыхание. Эссекс выступил на север. В этот самый миг там, далеко, что-то происходило, но я не могла знать что.

Прибыл капитан Лоусон. В отличие от Каффа, он явился потный и грубый. И вести, которые он привез, были под стать: вместо того чтобы вступить в бой с О’Нилом и победить, Эссекс, добравшись до севера и выследив неуловимого мятежника, тайно встретился с ним и заключил договор, который, по сути, означал предательство интересов Англии.

– Опишите, что произошло, – велела я этому Лоусону.

– Он встретился с О’Нилом посреди реки Лаган, прямо в воде, между двумя армиями, собравшимися у брода Беллаклинт. Сначала Эссекс вызвал его на дуэль, но ирландец не принял вызова. Тогда он пригласил его на переговоры на нейтральной территории, где они могли бы обсудить их позиции. Ирландская армия стояла за холмами, вне зоны видимости, так что оценить ее размеры мы не могли. Эссекс встретился с О’Нилом, а после объявил, что они заключили перемирие, которое гарантирует мир и должно продлеваться каждые шесть недель. Согласно условиям, ирландцы сохраняют за собой все завоеванные ими к тому моменту территории, а англичане обещают не учреждать новых гарнизонов.

– Все это происходило без свидетелей? Эти двое разговаривали наедине?

– Совершенно верно, ваше величество.

– Измена! – вскричала я. – Вести тайные переговоры с мятежником, без свидетелей, вопреки моему недвусмысленному приказу разговаривать с ним исключительно в том случае, если он предложит безоговорочную капитуляцию или будет умолять сохранить ему жизнь! А Эссекс, вдобавок ко всему, еще и заключил с ним перемирие на условиях, целиком и полностью выгодных ирландцам? Да это же не что иное, как поражение! Оставить за ними все завоеванные территории! Отказаться от новых фортов! Перемирие, продлеваемое каждые шесть недель, позволяет им протянуть время до высадки испанцев, чтобы объединить с ними силы.

Боже правый! Меня предали. Англию предали. Это был полный разгром.

Удар был настолько чудовищным, что я задохнулась. В жертву были принесены не только деньги и люди, но и будущее. Ирландия уплыла у нас из рук! Враг, мятежник, у нашей задней двери, готов распахнуть ее перед испанцами.

Извинившись, я скрылась в своих покоях и попыталась взять себя в руки.

«Прекрати дрожать. Думай».

Я закрыла глаза и приказала себе успокоиться. Так прошло несколько минут. Наконец я нашла в себе силы вернуться к гонцу.

– Я напишу графу, – произнесла я. – А вы доставите письмо ему в собственные руки как можно быстрее, нигде не останавливайтесь.

С этими словами я удалилась и села за письмо. Оно было датировано 17 сентября 1599 года. Я выражала ему свой гнев и глубокое недоверие. «Довериться этому предателю под присягой все равно что довериться дьяволу в его религии». В этом заключалась суть. Я приказывала ему давить на О’Нила. Я отказывалась подтвердить все условия, о которых он с ним договорился. Я объявляла их все не имеющими законной силы.

Я писала, охваченная такой яростью, что собственные слова даже