Елизавета I - Маргарет Джордж

лишь глупец прячет их от самого себя. С пугающей отчетливостью я видела, что краски моего лица давным-давно поблекли, а тени, которые в молодости были всего лишь следом бессонной ночи, прочно обосновались во впадинах под глазами и никуда не девались, как бы хорошо я ни отдохнула. О, я видела и изо всех сил старалась скрыть все это при помощи смеси смолотого в мельчайшую пыль жемчуга с тальком и фальшивых роз из сердоликовой пудры на щеках. Мои волосы, некогда вызывающе золотисто-рыжего цвета, поблекли, как и щеки, превратившись в бледную тень своей прежней красы, поэтому я никогда не появлялась на публике без парика, а их у меня было великое множество, уложенных на самый разный манер.

И другие вещи тревожили меня, скрыть их было уже не так просто. Я все сильнее и сильнее ощущала бег времени. Оно текло мимо все стремительнее, и я понимала, что не поспеваю за ним; что я устарела. Голоса из палаты общин требовали принять законодательство, которое было предложено не мной и посягало на мою прерогативу. В некоторых странах возникло убеждение, что они вовсе не нуждаются в наследственном монархе с королевской кровью, а могут попросту каждый раз выбирать какого-нибудь простолюдина, который будет служить в этом качестве (взять для примера хоть Польшу!). Религиозные секты заявляли, что никакие священники не нужны, или высказывали прочие странные идеи о том, что каждый человек сам себе священник, а некоторые даже отрицали триединство Бога. Географические открытия растягивали карту нашего мира, точно лоскуток кожи, – Северо-Восточный проход в левом верхнем углу, пролив Дрейка в левом нижнем, Московия в правом верхнем, Ост-Индия в правом нижнем. Англия должна была играть роль в каждом из этих мест, но как? Мы не могли справиться даже с Ирландией у нас под носом.

Я обнаружила за собой повышенное внимание к тому, что другие считают признаками старости. Склонность клевать носом в дневное время. Обыкновение зайти в комнату и мучительно вспоминать, зачем пришел. Ностальгия по золотым дням былого и ворчанье о том, как все ухудшилось с тех пор – и манеры молодежи, и мастерство ремесленников, и нравственный облик женщин. Даже будучи с этим совершенно согласна, я не высказывалась вслух.

Однажды я наткнулась на письмо, в котором кто-то писал, что «отказ от дальних путешествий многие отмечают как признак старости», и сердце упало, потому как в последние несколько лет мои летние поездки по стране стали казаться мне слишком долгими и утомительными. Вот и в этом году я подумывала остаться на посту и наблюдать за происходящим, но тут решила, что все-таки отправлюсь в поездку, и не в обычную, а в расширенную. Возможно, будет неплохо снова поехать к людям, тем самым людям, которые все славили Эссекса, и напомнить, кто ими правит и как выглядит их государыня. Я поеду на юг, я побываю в приморских графствах, которым грозит опасность с моря, – чтобы не упускать из внимания угрозу и быть готовой вовремя отреагировать.

Единственное послабление, которое я себе позволю, – и его нельзя будет списать на возраст, – возьму с собой меньше свиты. Многие мужчины в Ирландии, придворных дам мне в последнее время прислуживает меньше, и Марджори моя больше не со мной. С точки зрения логистики такое путешествие будет проще, поскольку мы сможем останавливаться в домах поменьше и быстрее перемещаться между ними.

Согласно моему плану я должна была отправиться из Лондона в Суррей, а оттуда на восток, в Кент. Это позволяло произвести инспекцию оборонительных сооружений Пяти портов – Сэндвича, Дувра, Гастингса, Хайта и Ромни – в той части побережья, где Ла-Манш у́же всего, а также укреплений, которые мой отец построил в Диле и Уолмере, когда нам угрожали французы.

Выехали мы в погожий день на исходе августа. Количество подвод в моем обозе сократили на три четверти, и мы медленно покатили по Лондонскому мосту под приветственные возгласы толпы. Люди кричали с таким воодушевлением, что я не могла поверить, что этими же губами они выкрикивали имя Эссекса. Мы миновали Большие Каменные ворота, место, где на кольях, точно на иголках дикобраза, торчали головы предателей. Их уже невозможно было опознать.

Очутившись за воротами, мы поехали по широкой дороге, которая служила главной улицей Саутуарка. По ней попадали в Лондон все пешие и конные путники, направлявшиеся с юга, и она всегда была запружена телегами, лошадьми, отарами овец и людьми, хотя сегодня ради нас путь расчистили.

Мы медленно ехали по улице, когда к нам подскочил мальчишка с плакатом. Держа его над головой, он закричал:

– «Юлий Цезарь»! «Юлий Цезарь»! Приходите и смотрите в театре «Глобус»!

Я остановилась и подозвала его к себе:

– Скажи мне, мальчик, кто написал эту пьесу?

– Один из их труппы, Уилл Шекспир, – отвечал тот. – Она совсем новая, только вышла. Заезжайте, посмотрите!

– Может быть, на обратном пути.

Он наверняка прекрасно знал, что я никогда не появляюсь в публичных театрах, но в том, чтобы спросить, не готов ли человек попробовать что-то новое, не было ничего плохого.

– Неужто Шекспир оставил в покое нашу славную историю? – спросила я.

Последняя его пьеса была о короле Генрихе V. Возможно, он почувствовал, что опасно подбираться ближе к современности. Надо будет попросить раздобыть мне экземпляр «Генриха V». Мне хотелось просмотреть ее на предмет всяческих намеков. Я знала, что в ней упоминался как вероломный предок графа Кембриджа, так и сам Эссекс.

Покинув окрестности «Глобуса», мы продолжили путь на юг по главной торговой улице Саутуарка мимо лотков, расположенных по обе ее стороны. Я с радостью отмечала, что корзины торговцев до краев полны яблоками, капустой, луком-пореем, морковью, грушами, сыром и яйцами. Наконец-то небеса улыбнулись моей стране и после нескольких тощих лет поистине библейского масштаба ниспослали ей изобилие. Эта мысль согревала не меньше, чем солнечные лучи, льющиеся на мою голову.

Дальше по дороге располагалась больница Святого Фомы, которую в прежние времена держали монахи и монахини, а теперь обычные врачи. Там помогали бедным, бездомным и недужным. После роспуска монастырей появилось множество опасений по части того, что станет с благотворительными заведениями, которые остались после них. Однако пятьдесят лет спустя большая их часть продолжала свою деятельность, подхваченную кем-то еще.

Мы не успели еще удалиться от реки, и пейзаж вокруг был поистине идиллическим. Бескрайние поля и рощи, живописные домишки утопали в зелени и создавали ощущение, будто мы перенеслись на противоположный конец света от Лондона, хотя башни Тауэра на другом берегу по-прежнему были хорошо видны. Тут, на