Рашид Кешоков - По следам Карабаира Кольцо старого шейха

—  Почему же до середины июня чемодан мог находить­ся у Бекбоева, а потом нет? И почему он так внезапно уво­лился?

—  А потому, что именно в эти дни он узнает  от Гали­ны Васюковой, что у нас в деле имеются показания охотни­ка Итляшева о его встрече с ними. На одном, полном и груз­ном,— брезентовый плащ с капюшоном; на другом — ком­бинезон железнодорожника и он прячет лицо, закрываясь носовым платком; а третий...

—  Третий загримирован...— досказал Вадим Акимович.— Виски седые, а брови и борода черные, точно вымазаны са­жей. Зверолов еще сказал: «ненастоящий».

—  Совершенно верно. Вот он и забеспокоился.

—  Красила его и клеила ему бороду, конечно же, Ули­та,— сказал Дараев.— Но наотрез отрицает это.

—  Все еще надеется, что Рахман выживет и спросит с нее,— сказал Жунид.— А его дела плохи.

—  Ну, еще, чтобы тебя не задерживать... На чувяках и поясе из «турецкого костюма», назовем его так для краткос­ти, есть отпечатки пальцев. Среди них два очень отчетливых. Принадлежат они Улите и Гумжачеву...

—  Отлично,— потер руки Жунид.— Участие Хапито в убийстве инкассатора можно считать почти доказанным. Он покушался на Кабдугова в этом самом маскараде. Там была пуля из парабеллума. В Дербенте тоже. Отлично, Вадим!

Финиш близко!

—  Дай Бог,— совсем по-домашнему сказал Виктор Иванович. Не промедлить бы теперь. Мне кажется, надо брать всех. Как вы, Жунид Халидович?

—  Брать и немедленно. Всех, кроме Омара Садыка. Его роль не до конца ясна. Боюсь, что если мы арестуем его только за производство и сбыт фальшивых камней, а других обвинений пока предъявить нет веских оснований...

—  Разве что показания Будулаева?

—  Омар от всего откажется. Старик — птица большого полета. Видно по всему...

—  Ну, тогда что же? Ни пуха, ни пера!..— сказал Вик­тор Иванович.

—  Еще минуту. Сейчас должен подойти Арсен. Он по­шел узнать результаты экспертизы пистолета ТТ, из которо­го в меня стреляли.

—  Знаете, Жунид Халидович,— снова заговорил Гого­лев.— Я бы на вашем месте ехал в Дербент не вдвоем, а вчетвером. Конечно, дагестанские товарищи вам помогут, дадут и людей, и транспорт — на них ведь до сих пор так и висит нераскрытое убийство инкассатора,— но новых людей надо вводить в курс дела, иначе они могут дров наломать. А это потребует времени. Не лучше ли вам взять с собой и

Вадима Акимовича, и Абдула? Я заменю его: ревизию в ювелирторге проведет кто-нибудь другой.

—  Я как раз хотел вас просить именно об этом,— ска­зал Шукаев, подмигнув Вадиму.— А вы сами... Действитель­но, здесь делать больше нечего, а там, в Дербенте, капитан Дараев и лейтенант Маремкулов мне, ох, как понадобятся.

Гоголев поднял телефонную трубку.

—  Дежурный? Гоголев говорит. Найдите моего секрета­ря — он где-то там сейчас, в отдела кадров.— Пусть срочно едет на вокзал и по нашей броне возьмет два билета на один­надцатичасовой в Дербент. Да, на одиннадцатичасовой. Вы­полняйте!

—  Спасибо, Виктор Иванович,— сказал Дараев.

—  Не за что. Ваше присутствие там нужно для пользы дела. Не на курорт поедете. Кстати, Жунид Халидович, с Махачкалой я созвонился еще вчера: вас в Дербенте встре­тят и помогут.

—  Спасибо.                                                              

В дверь постучали.

—  Это Сугуров. Да?

Но вошел не Арсен, а лейтенант Абдул Маремкулов. На его обычно хмурой физиономии сейчас было написано до­вольство собой и предвкушение похвалы. Жунид тотчас понял, что Абдул явился не с пустыми руками. Вообще, присматри­ваясь к этому человеку, Шукаев сделал для себя вывод, что при желании он умеет работать и даже выполнять вполне самостоятельно кое-какие несложные поручения, если обра­щаться с нам по-человечески, не подчеркивая своего превос­ходства, в чем бы оно ни выражалось. Америки он не откро­ет, но может быть просто полезен. Конопляновские методы руководства сделали из него существо мало думающее, не рассуждающее, привыкшее раболепствовать перед начальст­вом. Вытравить это из человека, которому уже немало лет, не так-то легко, но помочь ему сделать это самому — можно и нужно.

—  Что у вас, лейтенант? — спросил Гоголев.

—  Товарищ полковник (Виктора Ивановича неделю на­ зад повысили в звании), разрешите обратиться к товарищу майору!

—  Обращайтесь,— сдержал улыбку начальник управле­ния.

—  Сядьте, лейтенант,— не дал ему продолжать в том же официально-уставном тоне Шукаев.— Сядьте и расскажите покороче, что там, у Паритовых.

—  Вот,— вместо ответа, сказал Абдул и, достав из на­ грудного кармана гимнастерки коробочку, положил ее на стол.

В коробочке лежало два кольца с большими сверкающи­ми камнями.

—  Бриллианты, надо полагать? — Гоголев вопроситель­но посмотрел на Маремкулова.

—  Поддельные! — с нескрываемым торжеством заявил Абдул.— Паритова сама отдала. Просила только запротоко­лировать, что она не скрыла.

—  Вы уверены, что камни не настоящие?

—  Да. Я возил кольца в Госбанк, там есть специалист Он сказал — стекляшки.

—  К Чернобыльскому не пытались попасть?

—  Не пустили врачи.

—  Как он там?

—  Сказали, ему немного лучше. Но вставать не разре­шают.— Сияя, Абдул поднялся со стула.— Я могу идти?

—  Нет. Оставайтесь,— сказал Гоголев, несколько удив­ленно глядя на подчиненного. Таким он еще не видел Абдула Маремкулова.

—  Спасибо, Абдул,— Шукаев тоже встал и пожал ему руку.— Я надеюсь, вы оформили документально эти кольца?

—  Конечно. Какой разговор!

—  Ну, и отлично. Вы едете с нами в Дербент,— сказал Шукаев.— На финальное действие нашей пьесы... Во всяком случае, нам хотелось бы, чтобы оно стало финальным,— тут же поправился он.

—  Я готов! — торжественно заявил Маремкулов.

—  Ну, вот и порядок. Сейчас мы с Вадимом Акимови­чем еще быстренько наведаемся в санчасть.

—  К Бекбоеву? — спросил Гоголев.

—  И к нему.

—  Надо бы выяснить, успел ли цыган предупредить сво­их, что Нахов арестован,— сказал Дараев.

—  Обязательно. Собственно, они уже должны были за­шевелиться: Буеверов там, значит, им известно, что Щеголевы и Рахман у нас. Мы все время отстаем,— согласился Жунид.— Кроме того, у меня есть желание еще раз повидать

Чернобыльского. Если позволят врачи.

—  Вряд ли,— усомнился Гоголев.— Инфаркт все таки.

Снова раздался негромкий стук в дверь.

—  Войдите!

На этот раз пришел Арсен.

Пистолет ТТ за номером 1524 был зарегистрирован на имя начальника пожарно-сторожевой охраны Шахарской ткац­кой фабрики Исхака Кумратова. Кроме отпечатков пальцев на рукоятке и курке, принадлежавших Парамону Будулаеву, были еще чьи-то на стволе. В картотеке регбюро не нашлось ни­чего похожего.

Перед уходом в санчасть Жунид зашел в регбюро сам и попросил как можно скорее, в пределах полутора часов (было уже половина девятого), дать ему сведения обо всех прошед­ших по картотеке лицах, в составе имени которых была бы частица «хан». Посоветовал начать с дел десятилетней дав­ности.

—  Трудненько будет,— неопределенно сказали ему.

—  Сделаете?

—  Постараемся.                                                        

—  Очень нужно,— просительно сказал Шукаев.— Про­сто необходимо. Если не успеете, телеграфируйте мне в Дер­бент.

... Как и предсказывал Гоголев, к Самуилу Чернобыль­скому их не дустили.

—  Ему ни в коем случае нельзя волноваться. Не могу, не имею права,— категорически отказал главврач.— К Бекбоеву пожалуйста. Боюсь, что мы старика не сумеем спасти.

Последние сутки — на кислородной подушке.

—  Он без сознания?

—  Временами приходит в себя. Потом снова впадает в забытье.

—  Что ж. Нельзя — так нельзя. А Бекбоев мне не ну­жен. Приставьте к Чернобыльскому сиделку: если скажет что-нибудь, пусть даже бессмыслицу какую, обязательно записать надо.

—  Хорошо. Сделаем. А сиделка дежурит.

... У Будулаева они задержались всего на несколько ми­нут. Он лежал небритый, апатичный, даже не повернул го­ловы при их появлении.— Жунид и Вадим сели на стулья, стоявшие у изножья кровати.

—  Будулаев!

—  Чего?

—  Вы умеете писать?

На равнодушном, припухлом от сна лице цыгана промель­кнуло некое подобие заинтересованности.

—  Грамоту знаю. А что?

—  Где вы находились, когда Семен Дуденко арестовал Нахова?

—  Слушай, майор,— грубо ответил Парамон.— Я все сказал. Чего еще надо?

—  Где были, я спрашиваю, в момент ареста Нахова? И перестаньте увиливать, Будулаев. В прошлый раз вы разго­варивали охотнее...

—  И зря. Все одно — хана,— он отвернулся к стене и засопел.

Парамона и его настроение легко можно было объяснить. По словам врача, рана воспалилась, пришлось делать вторич­ное рассечение, чтобы избежать сепсиса. У цыгана поднялась температура — нужен был красный стрептоцид — новое и редкое по тем временам лекарство. Жунид пообещал, что че­рез Гоголева стрептоцид будет доставлен из аптекоуправле­ния — никак нельзя было допустить, чтобы единственный стоящий свидетель умер от гангрены. И так им не везет: уже третий лежит в санчасти и все трое плохи.