Расколотая корона - Виктория Холт

Он проснулся ночью и почувствовал, как тяжело давит на него бремя испытаний. Он погладил ее волосы и разбудил поцелуем.

— Моя Розамунда, — сказал он, — сомневаюсь, что я когда-либо оказывался в таком положении, как сейчас.

Она тут же проснулась, готовая слушать, утешать.

— До того, как я обрел королевство, принадлежавшее мне по праву, у меня почти ничего не было, кроме надежд. Тогда я был уверен в своем успехе. Потом я его добился, и начались мои беды. Такова судьба королей Англии со времен Завоевателя. Наши земли слишком разбросаны, чтобы мы могли поддерживать в них порядок. С этим я смирился. Я знал, что в любой момент мне придется спешить в Нормандию, чтобы усмирить того или иного предателя, а затем возвращаться в Англию, потому что я нужен здесь. Но меня никогда раньше не вызывали.

— Разве вы не можете отказаться ехать?

— Тогда против меня восстанет весь христианский мир. Видит Бог, я бы хотел, чтобы эти чудеса в Кентербери прекратились. Я в них не верю. Это выдумки моих врагов.

Он заметил, что Розамунда вздрогнула. Даже она изменилась со дня смерти Томаса Бекета.

— Ты веришь в это, Розамунда?

Она молчала.

«Клянусь очами Божьими, — подумал он. — Даже она верит, что Томас — святой, а я виновен в его убийстве».

Он сел и посмотрел на нее в слабом свете молодого месяца. Прекрасная Розамунда, которую он любил годами и которой был по-своему верен, — даже она считала его виновным.

— Откуда я мог знать, что эти глупые рыцари воспримут мои слова буквально?

Она по-прежнему молчала.

— Почему ты не говоришь, Розамунда? — спросил он.

— Что вы желаете, чтобы я сказала, милорд?

— Я желаю, чтобы ты сказала то, что у тебя на уме, а не произносила слова, которые я вложу тебе в уста.

Она приподнялась и обвила его шею руками.

— Тогда я бы сказала, милорд, что в Нормандии вам следует признать, что эти люди думали, будто действуют по вашему желанию.

— Весь мир и так это знает.

— И что вы бы многое отдали, чтобы вернуть все назад, и что вы берете на себя ответственность за это ужасное преступление.

— Я… беру на себя ответственность!

— Если вы это сделаете, они потребуют какой-нибудь епитимьи. И когда она будет исполнена, вы искупите свой грех.

Он посмотрел на нее с ужасом. Она говорила то же, что и весь остальной мир. Он хотел, чтобы она прильнула к нему и сказала, как его оклеветали, что он совершенно и бесспорно невиновен.

Он был разочарован.

Она это поняла.

Он опустил взгляд и увидел на ее щеках слезы.

— Я боюсь, — сказала она.

— Чего? — потребовал он ответа.

— Греха.

— Греха? — вскричал он. — Что это значит?

— Вы и я, — ответила она. — У вас есть королева, а я жила с вами как ваша жена. У меня есть ваши сыновья, рожденные во грехе.

— Клянусь зубами и очами Божьими, Розамунда, что с тобой случилось?

Она ответила:

— Это давно было у меня на уме, а после убийства…

Он нетерпеливо отвернулся и уставился в пространство.

Она закрыла глаза, ибо почувствовала, что из их отношений что-то ушло навсегда.

***

Король уехал. Его мысли были о Розамунде, что избавляло его от дум о том, что ждет его в Нормандии.

Она изменилась. Раньше у нее не было других мыслей, кроме как о нем. Он нуждался в ней, и она была рядом. Теперь же ее заботила собственная душа. В ее жизнь вошло что-то более важное, чем он. Он бы никогда не поверил, что такое возможно с его нежной, преданной Розамундой.

И это случилось в тот момент, когда он нуждался в ней больше всего. Она его подвела. Скоро она заговорит об уходе в монастырь. Женщины вроде Розамунды думают об этом, достигнув определенного возраста, так же как мужчины отправляются в крестовые походы или паломничества в Святую Землю. Он никогда не смог бы этого сделать. Слишком многое держало его там, где он был.

Он понимал Розамунду. Он любил ее; она принесла ему много радости и утешения; но было неизбежно, что со временем такая добродетельная женщина задумается о своей греховной жизни и пожалеет о ней.

Он вздохнул. Эта тема была почти такой же удручающей, как и то, что ожидало его в Нормандии. Он переключит свои мысли на другие дела. Скоро ему нужно будет забрать Иоанна из детской и обручить его, но это подождет. Однако он зайдет и посмотрит, как поживают дети. Будет приятно увидеть юного Иоанна и его сестру Иоанну… и, конечно, маленькую Алису.

Он застал Алису одну в учебной комнате.

— Милорд. — Она вскочила при виде него и присела в реверансе, а щеки ее залил густой румянец.

— Так ты одна? — сказал он, и его охватило волнение. Она была еще более очаровательна, чем он себе представлял.

— Иоанна и Иоанн уехали кататься верхом. Я осталась. Мне нужно было закончить урок.

— И как продвигается урок? — спросил он. Он подхватил ее на руки и поцеловал. — Алиса, ты ведьма, — сказал он.

— О нет, милорд. — Она испугалась.

— Я имею в виду, что ты околдовала меня своей красотой.

Она выглядела испуганной.

Он подошел с ней к скамье у окна и сел, держа ее на коленях.

— Сколько тебе лет, маленькая Алиса? — спросил он.

— Мне скоро исполнится двенадцать зим, милорд.

— Очаровательный возраст. Я видел гораздо больше зим.

Двенадцать! — думал он. Некоторые девушки в двенадцать лет уже вполне созрели.

— И ты должна стать моей дочерью. Мне начинает быть жаль этого.

Она все еще выглядела испуганной.

— Если я чем-то провинилась, сир…

— О да, — сказал он, — ты провинилась, Алиса, потому что с тех пор, как я видел тебя в последний раз, я постоянно о тебе думаю.

— Если вы скажете мне, в чем моя вина…

— Она в этих прелестных кудряшках, в этой нежной коже, в этих манящих губах, которые заставляют меня хотеть целовать их вот так… Алиса.

— О, милорд.

— Да, и о, миледи! Алиса, ах, если бы ты не была обручена с моим сыном. Если бы нет,