Ласточка - Алексей Тимофеевич Черкасов

– Можна-а. Вдарим.

– Головные, бей вправо!

– Вдарим.

Трое сплавщиков у головной греби, голые по пояс, напрягая мускулы и покачиваясь вперед и назад, бьют тяжелой, огромной гребью. Плот скрипит, потрескивает и, подхваченный быстрым кипящим течением Тубы, боком отходит в реку.

К Грише не торопясь, валко подходит лоцман.

– Ну што, паря, плывем? – спрашивает он.

– Плывем.

– Ну а, может, в Красноярске останешься? Там и на пароход устроиться можно. Робята помогут тебе, с капитаном поговорим и все такое. Все-таки на пароходе ловчее, чем на плотах.

– Мне и на плотах будет хорошо, – ответил Гриша и, внимательно присмотревшись, как отходит в реку плот, сказал: – Там впереди коса. Вы ее знаете? А плот идет как-то боком. И фарватер остался вон где. – Он деловито указал старому лоцману вправо на стремительное течение. – Как бы нас не подвернуло на отмель.

– Эвон как! – удивился лоцман. – Ну, это мы поправим. Эй, корма, подравняйсь! Вдарь влево! Али не видите, на верхотуру гонит? – крикнул лоцман сплавщикам и улыбнулся Грише. – А ты молодец, хорошо помнишь Тубу. Память-то у тебя лоцманская. – И, подмигнув округлым левым глазом, ушел в сторону шалаша на средину плота.

Берега Тубы медленно уходили назад. Пологие, крутые, скалистые, голые и заросшие кустарником и лесом. Проплывали мимо отмели, острова, деревушки, рыбачьи землянки… Гриша с наслаждением засматривался на зеленокудрые острова и радовался тому, что огромный плот строевого леса течение уносит все дальше и дальше.

Так они плыли пять дней. Из бурной Тубы вошли в широкий и тихий Енисей. Минули множество поселков, красных и белых бакенов, пять ночей стояли на причалах, два раза чуть не сели на отмель и к вечеру на шестые сутки подошли к берегам Новоселовой.

Близ новоселовской пристани прелюбовцы загрузили плот бочками с медом, с маслом, кипами с шерстью, огромными корзинами с первой зеленью, взяли одиннадцать пассажиров и трех представителей новоселовской потребкооперации и с таким грузом шли еще пятеро суток до Осинового порога.

На плоту было весело. Частенько играла гармонь. Беззаботные пассажиры пели песни, пили водку, закусывая сочными огурцами, и многие с восхищением говорили, что плавать на плоту по Енисею в летние погожие дни куда приятнее, нежели париться в душных пароходных трюмах четвертого класса.

Да скажите – кому не любо проплыть по величавому Енисею в летнюю пору?

Он по-своему красив, пробившийся сквозь скалы Саянского хребта, сквозь горы, дремотную непролазную тайгу, славный красавец Сибири, Енисей! А взгляните-ка вы на Енисей с высоты лилового утеса лунной ночью. Что за великолепное зрелище откроется вдруг перед вами! Чудо, прямо чудо! Как он прекрасен! – невольно вскрикнете вы. А каким вы ничтожно маленьким покажетесь в отражении на его зеркальной глади!

А проплывите от архипелага Кривинских островов и до Усть-Енисейской губы! Вот тогда вы воочию убедитесь, что прекраснее, живее, интереснее нет другой реки в мире. Каких только чудес вы не увидите, каких страхов не наберетесь в таком плаванье! Вас будут крутить громадные, белой пеной подернутые водовороты, вас будет угрожающе подергивать на перекатах и порогах, кое-где вы будете мчаться по течению с быстротой чайки, а в иных местах с трудом заметите, что вы все-таки плывете.

Вы будете проплывать такие ущелья, в которых Енисей, беспощадно сдавленный скалами, протекает узким рукавом. Здесь страшно. В таких ущельях Енисей ревет и стонет. И мчит, мчит так стремительно, что, кажется, вот-вот поднесет вас к подножию грозной скалы, ударит о нее, и вы, не успев ахнуть, пойдете на дно. Но зато какой же зеленокудрый блаженный простор встретит вас после ущелья! Острова, пологие берега, спокойствие, дрема…

Истинно, велик и прекрасен Енисей!

В эти дни плавания Гриша Черемных, коричневый от загара, исходил плот вдоль и поперек. От скуки он рассматривал каждое бревно, каждую связь звеньев на черемуховых кольцах. Сплавщики, палимые нещадным зноем, отсиживались в шалашах вместе с пассажирами. В ночную пору Гриша постоянно дежурил на плоту, придремывая на кипах с шерстью. «Скучноватое плавание, – подумывал Гриша. – Бывают же на Енисее бури, дожди, непогодина, туман? А тут сколько уже времени плывем, как по сонному озеру».

Еще на берегах Тубы Гриша думал о том, что вот, мол, выйдет плот на Енисей и сразу же грянет буря. Завоет, засвищет, забросает плот синими брызгами волн, разгонит дрему у сплавщиков и пассажиров… Но на Енисее вторую неделю царило необыкновенное спокойствие. Жаркие июльские дни сменились на такие же палящие августовские. Задыхающиеся от зноя пассажиры и плавщики частенько ныряли в воду и плыли за плотом. Даже лоцман Прелюбов в полуденную пору, придерживаясь за конец длинной веревки, погружался в воду и, отдуваясь в расплывшуюся на воде свою черную бороду, щуря глаза, наслаждался водной прохладой. Искуснее всех плавал и нырял Гриша. Дважды он отрывался от плота и, выплывая на берег, обгонял плот бегом по берегу и снова ловко и проворно выплывал навстречу.

В десяти верстах от Осинового порога вечером подул сильный ветер с юга. Взвыла буря. Именно такая, неистовая буря, которая возникает внезапно и бывает только после долгих знойных дней и удушливого затишья.

Тяжело нагруженный плот отжимало ветром от южного берега, где он должен был стать на причал. Сплавщики и пассажиры встревожились. По Енисею перекатывались волны. Вспенившиеся зеленые брызги воды окатывали Гришу с головы до ног. Черная грозовая туча нависла карнизом над Енисеем. Молнии огнисто-белыми лентами рвали черную тучу, оглушая простор орудийноподобными ударами грозы. Громовое эхо гулко отдавалось в расщелинах скал на левом северо-западном берегу реки.

По Енисею летел ураган.

Гриша не испытывал страха.

Он стоял на носу плота, невдалеке от лоцмана Прелюбова, и, подставляя всего себя ревущему ветру и дробящимся о бревна волнам, зорко всматривался вперед, в надвигавшуюся тьму. Лоцман Прелюбов отдал команду – стоять у гребей всем пассажирам.

– Греби, ребята, вовсю! – кричал лоцман. – Нас отжимает ветром. Худо, ребята. Худо! На Осиновом перекате расхлещет нас, худо! Наддай. Еще крепче наддай! Корма, поднажми на гребь. Поднажми!

Сплавщики и пассажиры, мокрые от воды, изо всех сил налегали на выгибающиеся, поющие греби. А плот едва-едва приближался к южному берегу. Молнии все чаще и чаще крестили черное небо. Дождя не было, но волны уже хлестали через весь плот.

– Нажми, ребята, наддай! – подбадривал лоцман.

– Шест не берет дно, – сообщил белоголовый мужик, пробуя упереться шестом.

– Эх, лодки нет, – пожалел лоцман. – До берега бы добраться да чалку взять. А эдак нам не прибиться. Верно, хлестанет нас на Осиновом. Хлестанет! И всегда в этом месте дурная погода. Наддай, ребята, крепче налегай!.. Ежели протянет нас так еще с версту, тогда конец нам всем. Фарватер мы потеряли, а на пороге, по