Небо красно поутру - Пол Линч

и никуда больше не пошли. Но входить они не станут, потому что знают, у меня семья. Поверьте мне, господин Фоллер, мне без разницы, кто вы такой или по какой причине эти люди вас хотят, ибо меня это не касается, но люди они с виду серьезные и говорят, что охотники за головами они, поэтому не делайте, прошу вас, ничего такого, что повредило б моим детям. Не изволите ли выйти наружу и не поговорите ли с ними?

Фоллер посмотрел на него, и снова подался вперед за хлебом, и взялся его пилить.

* * *

Они смотрели, как стрелки часов на каминной полке медленно карабкаются, маятник лизал время, словно язык ленивой ящерицы, и никто из этой семьи почти не осмеливался дышать, а через пятнадцать минут часы сделали глубокий механический вдох и отбили девять. Эйткен шевельнулся, и осмелился, и вслух перекрестился, и завел молитву, а его жена и дети сцепили руки и стали ему вторить. Фоллер посмотрел, как бороденка на подбородке у этого человека тычется вверх, да на истовость в серых вéках глаз его, которые, казалось, неуловимо мерцали, а когда перекрестились они все и закончили, то открыли глаза и увидели, что Фоллер на них пялится.

Он когда-нибудь с вами говорит? спросил он.

Эйткен неуверенно взглянул на него. Кто?

Бог.

Эйткен посмотрел на жену, а потом на дверь. Некоторым образом, ответил он.

Каким это?

Красотой, что вокруг нас.

Фоллер улыбнулся. Но это ж едва ли можно считать разговором напрямую, правда? Если умрете, мир будет продолжаться в точности так же, как и прежде, поэтому с вами на самом деле вообще никто и не говорит. А вы ждете жизни после смерти?

Да, сударь, жду.

Ну так позвольте мне вам кое-что по этому поводу сообщить. Если вы ждете жизни после смерти, зачем вам сейчас молиться?

Слова человека заспотыкались у него во рту. Потому что хочу, чтобы жила моя семья. Я хочу жить ради своей семьи.

Но факт остается фактом, вы боитесь умереть. Будь небеса ваши раем, а жизнь там длись во веки веков, вы бы спешили туда к ней. Не так ли, ну? Но вы не торопитесь. Не странно ли?

Фоллер посмотрел на детей и улыбнулся. Вы не считаете, что родители у вас странные?

Дети смотрели на него пустыми глазами.

Это место под названием небеса, это царство совершенства и жизни вечной. Когда до него доходит дело, никто туда вообще не хочет. Не странно ли? Я вам скажу, что сам видел. Я видел, как вера распадается на куски в миг смерти. Я видел, как люди ей противятся, как только могут. Я видел ужас у них в глазах. Они царапались, елозили. Если бог есть жизнь вековечная, то почему ж никто никогда не хочет к нему идти знакомиться? Я вам скажу, что думаю. На глубоко инстинктивном уровне, на том уровне, к какому люди предпочитают не прислушиваться, люди в бога не веруют. И мне бы пришлось с этим согласиться.

Он посмотрел на Эйткена, который сидел, разинув рот, и его жену, кто руками закрыла уши маленькой Марты-меньшой.

Вы не думаете, стало быть, что молитва эта есть забавное противоречие?

Молчание взбухло, чтобы занять место слов человека, а затем снаружи донесся голос кричавшего.

Выходите, мистер, или мы сами зайдем.

Фоллер встал, и снял пальто, и свернул его, и положил на стул. Потянулся вниз, и вытащил правой рукой пистолет, и залез в карман, и извлек запасные патроны, и положил все это на стол.

Еще минута, и мы заходим.

Фоллер кивнул в сторону голоса. Интересно, он набожен?

Эйткен побледнел и встал отвести детей, и Фоллер велел ему сесть, и человек замялся, как будто воздух вокруг него как раз сейчас загустел до склизи, в которой завязли у него ноги, и с усильем, словно переходил ее вброд, сел он. Фоллер взял пистолет и наклонил вперед рассмотреть, а семейство вперилось в него тоже, как во что-то мертвое или чудовищное у него в руке, и Марта заплакала.

Я тебе сказал, мы заходим.

* * *

Скрежет петель медленно открываемой двери, и скрип половицы от крадущихся внутрь людей. Фоллер встал, и повернулся, и левой рукой схватил за шиворот маленькую девочку с собою рядом, и чисто вынул ее из материной хватки. Вздернул ее перед собой и повернулся к двери, а девочка завопила, и мать ее взбила руками воздух к ней. Фоллер пинком отправил женщину назад, и вот мужчины уже входили снаружи, ружья их наставлены в дверном проеме, и первый помедлил, войдя, чтобы осознать, что видит он девочку, висящую перед ним в воздухе, и в миг его сомнения Фоллер застрелил его намертво. Ноги человека подломились под ним, и Фоллер выронил дитя, размахнувшись им, и запустил ею по воздуху в другого человека, целившего из ружья, и тот отпрянул в ужасе, пока дитя к нему летело, выронил оружие, чтобы поймать девочку, когда та в него врезалась, а Фоллер уже на него налетел, и они оба рухнули наземь, и он улыбнулся тому человеку прямо в глаза и выпустил второй заряд ему в голову. Взглянул вверх к сеням и подхватил ружье того человека и плавно взметнулся вверх на пятках и тут же выскочил за дверь.

Свет лампы на дворе что пролитая пахта. Он увидел очерк еще одного, тот вскакивал в седло, и нацелил ружье, и крикнул человеку, чтоб не шевелился. Тот на лошади ничего не сделал, лишь поднял вверх руки, и Фоллер подошел к нему, индеец в костюме с длинными глянцевыми волосами, собранными в хвост, и человек пробормотал слова в том смысле, что он всего лишь следопыт.

Слезай с лошади.

Человек сделал, как велели, и перекинул ногу через животину, и, когда развернулся, Фоллер выстрелил ему в живот. Тот смялся, и упал, и свернулся на земле, и Фоллер пнул завиток его тела, чтоб развернулся, и проверил, нет ли у него оружия, нашел охотничий нож и выкинул его. Подошел к лошади этого человека, и привязал ее к забору, и обошел вокруг дома туда, где стоял амбар, и вошел внутрь, и отвязал лошадь Эйткена. Он провел ее вокруг к передней части дома, и нашел двух лошадей мертвецов, и трех этих животных прогнал в ночь, а лошадь индейца оставил себе. Перешагнул через умиравшего и вошел в дом. Семья сбилась в углу, и лишь Эйткен не плакал. Двое мертвецов лежали у двери,