Битва Файркреста - Ален Жербо

Хотя этот курс уносил меня далеко к югу от прямого курса на Нью-Йорк и добавлял сотни миль к расстоянию, которое нужно было проплыть, я решил следовать ему, а не пытаться пробиваться через Атлантику против преобладающих встречных ветров. Прямая линия — это кратчайшее расстояние для парохода, но не самый быстрый курс для парусника.

Лодка, плывущая из Нью-Йорка в Гибралтар, будет сталкиваться с западными ветрами на большей части пути и должна будет преодолеть чуть более трех тысяч миль. От Гибралтара до Нью-Йорка нужно проплыть не менее четырех тысяч пятисот миль. Это объясняет сложность перехода с востока на запад. Джошуа Слокам в 1895 году и Блэкберн в 1902 году пересекли Атлантику в одиночку, с запада на восток, останавливаясь на Азорских островах. Самое длинное расстояние, пройденное без высадки, составило две тысячи миль.

Никто никогда не пытался пересечь Северную Атлантику в одиночку с востока на запад. Слокам совершил замечательный подвиг, пробыв семьдесят два дня в одиночестве в Индийском океане. Я всегда испытывал большое восхищение этим знаменитым мореплавателем. Я знал, что мое путешествие продлится гораздо дольше, чем любое из его путешествий, но я был счастлив при мысли о трудностях, которые предстояло преодолеть.

На борту парусника никогда не знаешь, когда прибудешь, и именно по этой причине я взял с собой провизию на четыре месяца. В конце концов, ветры оказались совсем не благоприятными, так что во время путешествия я много раз благодарил себя за свою предусмотрительность.

Я покинул Гибралтар 6 июня, и это было благоприятное начало, потому что день был прекрасный. При выходе из гавани ветер был очень слабый, и я лежал на палубе, греясь на солнце и мечтая о предстоящих днях — о радостях и возможных трудностях, которые ждали меня впереди.

Я безгранично верил в свою отличную лодку и был уверен в своих навигационных навыках. Я чувствовал себя в отличной форме, абсолютно без тревог, с приятным предвкушением солнечного плавания с пассатами в тропики, где я найду обильное солнце, летучих рыб и, возможно, приключения. Итак, я в последний раз взглянул на землю и на величественную скалу Гибралтара, сияющую в весеннем солнце.

Слабый ветер усилился, поэтому я подтянул паруса и взял курс из бухты Альхесирас к проливу и побережью Северной Африки, и вскоре я оказался в проливе, огибая мыс Карнеро.

Рыб было так много, что казалось, будто они заставляют воду кипеть. Дельфины резвились вокруг лодки, а чайки ныряли посреди их косяков. Я был бы рад поймать рыбу, но плыл слишком быстро, чтобы попытка увенчалась успехом.

В тот вечер, в шесть часов, «Файркрест», плывя по восточному ветру, прошел Моноки, старую мавританскую крепость, последний мыс европейского побережья. Здесь я встретил две большие трехмачтовые шхуны и был рад обнаружить, что «Файркрест» может держаться наравне с ними.

С наступлением ночи ветер усилился до полу-шторма. Чуть позже я увидел свет Танжера. К десяти часам ветер достиг силы полного шторма. Затем ветер внезапно повернул на юго-запад — прямо в нос — и мой первый стаксель разорвался на куски. Затем пошел сильный ливень. Поскольку это был первый день плавания, я быстро устал. Поэтому я решил хорошо выспаться, что бы ни случилось. Я остановился под убранным гротом и стакселем, спустился вниз и лег спать.

Дул сильный ветер, но «Файркрест» вел себя прекрасно в запутанных морях пролива, кренясь от порывов ветра, когда его паруса наполнялись, а затем поворачиваясь, чтобы стряхнуть большую часть ветра со своих парусов. Поэтому он ходил задом наперед всю ночь, пока я спал внизу, уверенный, что что бы ни приготовила мне ночь или завтрашний день, мое судно выступит на равных со стихией.

На второй день мы столкнулись с сильным юго-западным ветром, прямо по курсу. Временами шел сильный дождь, и я мог нести только сильно зарифленный грот и штормовой стаксель.

Я отремонтировал патентованное роллинговое устройство для рифления грота в Гибралтаре после того, как повредил его в Средиземном море, но прыжки «Файркреста» в сильном море вскоре сломали больше зубцов штормового колеса. Поэтому на протяжении всего путешествия приходилось полностью опускать грот и вручную сворачивать гик, когда требовалось рифление. Старый грот начал рваться по швам, и мне пришлось его опустить и починить, иначе он бы порвался от передней до задней шкаторины.

На следующий день было хорошо, поэтому я установил отремонтированный грот, второй кливер и маленький гафельный топсель. В полдень я вышел на солнце и обнаружил, что за первые два дня прошел пятьдесят миль. В два часа того дня я наконец потерял из виду мыс Спартель на африканском побережье. Теперь я был вдали от всякой земли в открытом океане. Мир воды был полностью моим.

На третий день после Гибралтара я встретил пассаты. Сначала они были слабыми, но очень быстро усилились до шторма, который продолжался целую неделю, а затем стих.

Я с нетерпением ждал первого появления летучей рыбы и был рад, когда 10 июня из воды вылетела маленькая серебристая полоска и пролетела почти сто ярдов, прежде чем исчезнуть.

При движении по ветру Firecrest не мог управляться под всеми парусами. В этом мне повезло меньше, чем капитану Слокаму, который на борту Spray мог идти по ветру много дней, не касаясь румпеля. Следствием этого было то, что в те первые дни пассатов и после того, как я рулил днем ​​в течение двенадцати часов непрерывно, все время стараясь избегать кливера, я устал. Я также знал, что должен беречь силы для более длительных сражений со стихиями, которые должны были наступить. Поэтому я спустился в лодку, закрыл сходной трап и пошел спать, но каждое утро ровно в пять часов вылезал из койки, чтобы приготовить завтрак. Он неизменно состоял из овсянки, бекона, корабельных галет, масла и чая со сгущенным молоком.

Я недолго был в море, прежде чем обнаружил, что меня обманули судовые торговцы в Гибралтаре, где я взял большую часть своих запасов. Солонина была хороша наверху бочки, но ниже она в основном состояла из костей и жира.

Я заказал известный сорт чая, но не получил его. Это послужило мне уроком, и в будущем я решил очень тщательно проверять всю еду, взятую на борт.

Приготовление пищи производилось на керосиновой плите в узком баке. Она