Нефритовая лиса - Крис Велрайт

Она выпрямилась, сделала шаг назад, словно отдавая решение хозяйке.

Та ещё немного помолчала. Её лицо было каменным, но в глазах мелькнула тень живого интереса.

— Отвяжите её, — наконец сказала хозяйка и махнула рукой.

Хозяйка задержала взгляд на Белом Лотосе — долго, внимательно, с тенью сомнения и одновременно с расчётом. Затем, медленно сложив веер, она чуть наклонила голову и сказала:

— Я рассчитываю на твои таланты и мудрость, Белый Лотос.

Глава шестая

На следующий день Ицин не смогла встать с постели. Стоило ей попытаться пошевелиться, как ступни пронзала боль — острая, пульсирующая, будто под кожей горели угли. К ночи поднимался жар, её знобило, губы пересохли, а пальцы мелко дрожали.

Раньше, при малейшем недомогании, вокруг неё суетились слуги. У постели всегда была Тенин, поправляя подушки, принося рисовый отвар, охлаждая воду с травами, — теперь всё было иначе.

Комната, в которой она лежала, была тёмной и душной. Ни свечи, ни лампы — только слабый свет, что пробивался сквозь щель в ставнях. Пропотевшая простыня слиплась под телом, волосы прилипли ко лбу. Ни звука шагов, ни стука в дверь. Ни одна душа не заходила.

Ей некого было держать за руку. Никто не прикасался к её волосам, не гладил по спине, не спрашивал, жива ли она. Даже умирающий старик в лесу был бы окружён большим вниманием, чем она, дочь наместника. Всё, что у неё осталось, — это булавка шаманки, завёрнутая в старую ткань. Ицин держала её в ладонях, крепко прижимая к груди, как ребёнка.

От стыда, боли и одиночества она уже не могла плакать. Слёзы закончились. Осталась только вязкая, липкая злость.

Ицин смотрела в потолок, и всё перед её глазами мутнело. Ей чудились очертания лица Чжэня. Его ухмылка. Какой он ловкий, остроумный, хладнокровный. Он знал, что она окажется здесь. С того самого момента, как их повозка въехала в Тивию. Он знал.

Он приходит сюда. Ест, пьёт, улыбается. И знает, что за тонкой стеной плачет и корчится его сестра.

В ней поднималась волна ярости.

Как же ей хотелось бы воткнуть эту булавку ему в глаз — так же, как тогда, в ту ночь, когда всё изменилось. Она представляла себе, как Чжэнь, с той же ухмылкой, замирает от боли, как по его щеке стекает кровь. И ей становилось легче. Теперь смерть Шу Чао не казалась ей такой ужасной — наоборот, если бы на его месте оказался Чжэнь, она бы, возможно, даже улыбнулась.

Она не могла поверить, что это рождается в ней — в той самой девушке, что мечтала когда-то о любви и шелковых нарядах. Но теперь эти мечты были распяты вместе с ней на скамье во дворе. Вместо них в груди росло что-то чёрное, как чернильное пятно на белой бумаге.

С рассветом Белый Лотос вошла в комнату Ицин, как всегда, без стука. В руках у неё был деревянный веер, но на этот раз она не махала им в своём обычном театральном стиле. Лицо было серьёзным, почти бесстрастным.

— Хозяйка сказала, что ты должна приступить к обязанностям, — без лишних вступлений начала она. — С полудня ты снова моешь полы. А вечером… — она сделала паузу и посмотрела на Ицин. — Вечером я начну тебя учить.

Ицин молчала. Её губы были сжаты в тонкую линию.

— Не делай такое лицо. Я спасла тебя, — продолжила Лотос, чуть мягче. — Или ты думаешь, что побои были пределом? Нет. Если бы не я, ты бы уже сидела в клетке для непослушных. Или тебя передали бы в руки тех, кто умеет «перевоспитывать» с помощью соли и огня.

Ицин вздрогнула.

— Поэтому ты будешь моей ученицей. Я пообещала хозяйке, что из тебя выйдет жемчужина, и я сдержу своё слово. А ты сдержишь своё, поняла?

— Я ничего не обещала, — прошептала Ицин, голос дрожал, но в нём всё ещё теплилось сопротивление.

— Ты осталась жива. Этого достаточно, чтобы считать себя обязанной, — холодно отрезала Лотос. — Будешь слушаться — может, я и правда сделаю из тебя нечто стоящее. Сопротивляться — и наверняка закончишь в мусорной яме.

Она подошла ближе и склонилась над Ицин, смотря ей прямо в глаза:

— Послушная ученица, Ицин. С этого момента — только так. Сумеешь быть ею?

— Почему ты помогаешь мне? — внезапно спросила Ицин, прищурившись. — Зачем тебе это? У меня нет ни денег, ни связей. Я не могу тебе ничего дать. С какой стати ты так добра ко мне?

Белый Лотос усмехнулась, склонив голову на бок.

— Всё просто, — ответила она, поправляя выпавшую прядь волос. — Я тоже когда-то была на твоем месте. Тоже думала, что всё смогу контролировать. Я была наложницей в доме одного очень богатого господина. Хотела влияния, хотела стать важной. Влезала в его дела, пыталась обойти его жену. А та… та нашла повод, чтобы от меня избавиться. Обвинила в воровстве, в заигрывании с гостями. В итоге — меня продали. Вот и весь путь. Я просчиталась.

Ицин молчала, переваривая услышанное. Было в этом что-то очень знакомое — жадность других к власти, борьба за положение, цена за дерзость. Что-то, что она уже чувствовала на своей шкуре.

— Просто сочувствие? — тихо произнесла она, но в её голосе звучало сомнение. Она уже знала, что в этом доме ничего не бывает просто так.

Белый Лотос рассмеялась, но в смехе её чувствовалась усталость.

— Конечно нет, — призналась она, открыто. — Я не святая, Ицин. Тут, в Павильоне Цветущей Ночи, всё, что кажется красивым, — просто красивая оболочка. Любая девушка, даже самая блистательная, рано или поздно стареет. А вместе со старостью уходит всё — внимание, подарки, защитники, благосклонность. Ты исчезаешь, как дым. Я ищу не ученицу, а преемницу. Ту, чья молодость и красота будут кормить меня, когда мои дни под фонарями закончатся.

Она посмотрела на Ицин пристально, словно пыталась заглянуть ей под кожу.

— Я не делаю тебе одолжение. Это сделка. Я помогу тебе стать той, кто однажды принесёт мне безопасность. А ты получишь шанс не умереть в тени, как крыса.

— Но я не хочу вечно оставаться здесь, — тихо, но твёрдо произнесла Ицин. — Я