Знак Огня - Артём Сергеев

тогда домовой пришпорил своего коня, чтобы переместиться ко мне поближе, со стороны казалось, что кот подошёл потереться об мои ноги, на самом деле коту было всё фиолетово, а за штанину меня настойчиво теребил сам Тимофеич.

— Эй, князь, ты чего? — пытался заглянуть мне в глаза он, — чего молчишь-то?

— Не пали контору, — сквозь зубы прошипел я еле слышно, — вдруг увидит кто, ещё я перед котами только не отчитывался. Дуй домой ко мне и жди, вот приду и поговорим.

— Ага! — тут же сориентировался старшина, — понял! Как раз Федьку с Никанором проведаю!

— Исчезни! — шикнул на него я, внимательно рассматривая соседский забор, потому что Алёна именно в этот момент резко обернулась, чтобы проверить, не пялится ли кто ей вслед.

— Всё-всё! — донеслось со спины убегающего кота, — исчезаю!

* * *

В общем, когда я пришёл домой, то там меня только и ждали. Тёплым светом горела керосиновая лампа, а в камине, подальше от углей, стоял уже вскипевший простой металлический чайник, и теперь он тихо побулькивал, храня тепло, здесь, видимо, про такую ересь, как «кипячение до белых ключей», никто и слыхом не слыхивал.

На столе были аккуратно разложены кое-какие продукты, что могли мне понадобиться именно сейчас — тушёнка там, хлеб, масло, лапша, яйца, чай, сахар, остальное не менее аккуратно было убрано в дальний угол комнаты и прикрыто большим полотенцем. Вообще много я сегодня натащил, и денег потратил много, но оно того стоило.

Федька с Тимофеичем чинно сидели у камина на пустой коробке из-под печенья и о чём-то разговаривали, но быстро слезли с неё и встретили меня поклоном, стоило только войти.

— Сначала ужин, — прервал я их, вытираясь после умывания чистым и свежим, ну что за кайф, полотенцем, — дела потом. Как там Никанор, кстати?

— В авоське сидит! — обрадованно отрапортовал Федька, — думы думает! Тяжкие! Я ему, хозяин, свою печеньку давал, половинку ровно — не берёт! Отворачивается! Волком смотрит!

— Хозяин-барин, — сказал я невозмутимо, оглядывая стол и соображая, чего бы сегодня соорудить на ужин, решено, будем готовить яичницу с колбасой, — ну и пусть сидит, если такой гордый.

— Гордый, как же, — хмыкнул Тимофеич, — орёл прямо, только комнатный! Небось, ежели бы мерзавчика поднесли, выпил бы, не побрезговал!

— Очень даже может быть, — согласился я, взяв в руки большую сковородку и поставив её на стол, да пододвинув к себе колбасу с разделочной доской, — но проверять не будем, и так всё ясно. Ладно, на вашу долю яйца жарить? И как вы, кстати, питаетесь?

— Не! — дружно отказались домовые, а Тимофеич принялся меня обстоятельно просвещать, — молочко мы любим, Данило! И прочие молочные продукты! И кисломолочные тоже! Исконные любим, и новомодные уважаем — йогурт, к примеру, очень хорош! А попервости пробовать его не решались! Ещё хлеб любим, свежий! А также другие хлебобулочные изделия! Сладости любим, кашу! Но не это главное! Не что, Данило, а как! Ежели ты, допустим, от всего сердца это сделал, с уважением, да вслух про то сказал — лучшего яства и не сыскать! Надолго нам такого хватает! Ещё хорошо бы тебе, Данило, подарить Федюньке деревянную ложку, малый веничек и свечи восковой огарочек! Ещё монеток несколько, поблестящее, пуговок столько же, лоскутков немного, да и всё на этом!

— Ну… ладно, — пожал плечами я, пересев на пол, к ним поближе, и сунув сковороду на угли, — а ты, Федь, не молчи про такое. Видел я сегодня в магазине и ложку деревянную, и свечи, а вот пуговицами, кстати, надо бы и самому запастись, это да.

Я свежекупленной вилкой переворачивал шкворчавшую колбасу, отсветы язычков пламени в углях падали на довольные рожицы домовых, мягко светила лампа, тепло ещё было дома, тепло и уютно, и Тимофеич продолжал свои основательные объяснения:

— А вот как всё это у Федюньки будет, так он в силу и войдёт! По-настоящему сможет в дому хозяйствовать, хранить его и защищать! В каждой профессии свои инструменты! Вроде бы мелочь — лоскуток, пуговица, а без них никак!

— Понял, — отозвался я, разбивая пару яиц в сковороду, наедаться на ночь не хотелось, будет же ещё хлеб с маслом, большая кружка чая следом, весь день о ней мечтал, с шоколадом да печеньем, вот и хватит мне. — Так вам молока налить?

— Не, — снова дружно отказались домовые, — хватит, в неделю раза хватит, а то и в месяц! Каждый день не надо! Да и то, налил — на следующий день убери, скиснет же!

— У, какие экономные, — улыбнулся я, — золото, а не соседи!

— Мы такие! — приняли они это за чистую монету, — с нами хорошо, а без нас плохо! Приятного аппетита!

— Спасибо, — содержимое сковороды уже лежало в чистой и новой, подогретой тарелке, рядом заваривался в пузатом чайничке чай, был нарезан хлеб и снята упаковка с небольшого бруска масла, но не это главное, главное, что на меня сейчас, за этим столом, навалилось ощущение родного дома, тепло и уют навалились, и это было совсем не так, как на той, сгоревшей кухне, где мне было холодно и где я чувствовал себя чужим, хоть и не осознавал этого.

Я стал медленно есть, вспоминая давно забытые ощущения, Федька с Тимофеичем деликатно шептались у камина, сидя на своей коробке, а я ел и наслаждался, но не едой, а вот этим теплом и уютом.

— Хозяин, я помою! — кинулся Федька, увидев было, что я доел и встал с места с кружкой чая в руках, чтобы пересесть туда, к ним, к живому огню в камине.

— Нет, — расстроил его я, — не помоешь. Я сам это сделаю, но чуть позже. И всегда сам это буду делать, понял меня, Федь? Ну, вот и хорошо. А пока давайте военный совет держать.

— А давайте! — тут же загорелся скисший было Федька, — а как его держать-то?

— Не лезь поперёд! — одёрнул его Тимофеич, повернувшись затем ко мне с самым серьёзным видом, — но да, надо бы. Может, и присоветуем чего. Да и там, — он кивнул в сторону первых линий, — указаний от руководства ждут. Внимания жаждут! Обрадовались же тебе все, князь!

— Тогда начну, — я сделал глоток чая