Нефритовая лиса - Крис Велрайт

— Это убережет тебя в пути.

Шаманка вложила булавку в её ладонь, крепко сжав пальцы. Ицин на мгновение замерла, ощущая в своей руке странное покалывание. Она собрала всю свою смелость и сказала так громко, чтобы ее слышала и вышедшая из дома мать:

— Я не собираюсь в Тивию.

Но Вую лишь загадочно улыбнулась и не сказала больше ни слова. Она просто подтолкнула Ицин к выходу — легко, но твёрдо. Ицин не оглянулась.

Когда она уселась в паланкин, тяжёлый полог опустился, отгораживая её от дома шаманки, но не от мыслей, что продолжали биться в её голове, возвращая увиденные образы под водой.

Она слышала, как Тай Дзяо, понизив голос до трепетного шепота, спросила Вую:

— Можно ли мне прийти снова?

Ответом для неё стала только приглушённая тишина. Затем — глухой звук захлопнувшейся двери.

Вскоре мать тоже забралась внутрь паланкина и приказала слуге везти к дому.

Между ними сразу образовалось тягостное молчание, и Ицин была бы рада, если бы они ни проронили ни слова до конца поездки. Она была напугана Вую и тем, что та с ней сделала. А еще она была зла на мать, даже не зная, что теперь о ней думать. Сначала она узнала, что та упрямо пытается отправить ее замуж за старика, хотя появилась хорошая возможность. Разве, как мать она не должна была помочь ей завоевать расположение Шу Чао? Даже Фань, наложница отца, и та сейчас казалась ей более сердечной.

А потом — это.

Оказывается, мать обещала её шаманке. Обещала, как вещь, как подарок или жертву, как будто её судьба не принадлежала самойИцин или ее семье. Но если это так, то почему она не выполнила обещание? Ицин хотелось верить, что Тай Дзяо передумала, потому что любит ее. Но сомнений в её сердце становилось все больше.

— Что она дала тебе? — вдруг раздался голос Тай Дзяо, сухой и отстранённый.

Ицин раскрыла ладонь, молча демонстрируя булавку с темным камешком. Она почему-то ожидала, что мать попытается ее забрать — может быть, выбросит, раздавит под ногами, велит слуге избавиться от нее, — но Тай Дзяо лишь мельком взглянула и отвернулась к окну.

В паланкине вновь повисла тишина.

Тай Дзяо вздохнула и, помедлив, заговорила:

— Почему ты сказала, что не собираешься в Тивию?

— Потому что я не хочу туда ехать, — наконец озвучила вслух свои мысли Ицин. — Все это меня пугает. Я хочу остаться в Сэе. Я уверена, что можно найти другого мужа. И уверена, что отец меня поймет, если я смогу все ему объяснить. Быть женой торговца — это унизительно.

— Унизительно?

Ицин ожидала гнева, раздражения, нравоучений, но мать только коротко хмыкнула. Она никогда раньше не видела у нее такого выражения лица. Это была не горделивая холодность, не надменность, с которой она обычно обращалась к слугам или даже к отцу. Нет. Сейчас в ее взгляде читалась издевка.

— Ты думаешь, что одна проходишь через унижение? — ее голос был странным, почти угрожающим, но это ощущение тут же исчезло, растворившись в обычной, надменной тоне. Она отвернулась к окну, глядя в темноту улиц. — В любом случае, духи уже все решили. Ты же слышала, что сказала шаманка. Если она говорила тебе искать кого-то в Тивии, значит, ты туда попадешь.

— Ты веришь любым словам, даже этой женщине, а что насчет моих слов? — она почти взмолилась, голос ее дрогнул. — Послушай меня хотя бы раз. Я же твоя дочь. Неужели…

— Именно, потому, что ты моя дочь, ты должна перестать себя так вести. — Мать перебила ее ровным, жестким голосом. — Это всего лишь замужество. Попадешь в его дом — разберешься, как поступить. Лучше быть униженной, но со статусом и деньгами, чем смотреть, как твой дом медленно превращается в развалины. Или ты хочешь, чтобы твои отец и мать побирались? Хочешь, чтобы я просила милостыню?

Ицин опустила глаза, словно прячась от правды, которая вдруг навалилась на нее с удушающей тяжестью. Внутри все сжалось. Она не хотела такой судьбы для своих родителей. Неужели все действительно настолько плохо? Почему она раньше об этом не думала? Почему никогда не задумывалась о том, откуда берутся деньги в доме? Отец редко говорил с ней о делах, мать всегда была холодна, но заботилась, чтобы у нее было лучшее платье, дорогие украшения, учителя… Она воспринимала это как должное. А теперь — что, если всего этого скоро не будет?

Пальцы ее непроизвольно сжались, ногти впились в кожу.

Кольнула булавка.

Тонкая острая игла впилась в подушечку пальца, и от неожиданности она дёрнулась, втянув воздух сквозь зубы. Тай Дзяо заметила это движение и посоветовала::

— Спрячь эту вещь.

Голос матери был ровным, но в нём звучала настороженность. Она смотрела на булавку чуть дольше, чем следовало, и в ее взгляде было что-то непонятное — подозрительность? Осторожность? Суеверный страх?

— Если Вую что-то дала, значит, это действительно необходимо. Когда окажется в Тивии, загляни к сестре шаманки и выкажи ей от меня почтение. У твоего мужа наверняка найдутся лишние деньги, чтобы прикупить достойное подношение. Духам нужно внимание, а наша семья не отказалась бы от их поддержки. Твоя свадьба уладит часть финансовых проблем, но всегда стоит заручиться силой иного мира.

Ицин почувствовала, как внутри нее вспыхнуло непонятное чувство — разочарование, раздражение или может быть обида? Она глубоко вздохнула, слизав с проколотого пальца кровь и заговорила. Но ее голос теперь звучал иначе — ровно, почти отрешенно, будто она повторяла то, что ей кто-то однажды сказал:

— Значит, чтобы наладить дела семьи, у вас с отцом есть только один план? — Она подняла глаза, внимательно всматриваясь в лицо матери. — Продать собственную дочь?

Тай Дзяо не отреагировала сразу, но Ицин видела, как чуть дрогнули её губы.

— А что насчёт моего брата? Разве он не в состоянии содержать своих родителей? — она сделала паузу, чтобы ощутить, как напряглась ее мать. — Или дело в другом? Может, ты просто не хочешь зависеть от наложницы Фань? Ведь если мой брат станет главой семьи, то его мать превратится в самую важную женщину в доме. А твои покои переместят в еще более дальний угол поместья.

Раздался звонкий шлепок. Щёку обожгло.

Ицин застыла, будто очнувшись от сна. Она моргнула, пытаясь осознать, что только что сказала.