Нефритовая лиса - Крис Велрайт

День пролетел медленно, размазано, как сырой след на грязной стене. Мысли, страхи, сомнения — всё спуталось. Ицин сидела, обхватив колени, считая шаги, шорохи, стуки вдалеке. Она ждала, что кто-то придёт. Но дверь не издавала скрипучего звука.

Лишь однажды появился стражник, который сообщил, что скоро над ней начнётся суд. Её допросят, а потом казнят.

Звучало это так, словно никакого шанса на спасение не будет. Она виновна в их глазах, и причин найти ей оправдание нет.

Но тогда почему Белый Лотос не боится, что Ицин расскажет, как всё было? Ведь они обе участвовали в этом замысле. Почему она не пришла к ней, чтобы договориться? Почему сидит и пьет чай, наслаждаясь жизнью?

Или же она боится и уже что-то предприняла?

Мысль кольнула её.

Что, если Лотос подкупила охранника, и тот подсыпал яд в еду?

Ицин с отвращением и страхом посмотрела на миску, что принёс стражник. Запах казался обычным, но теперь в каждой тёмной капле бульона чудилось что-то скрытое. Она резко отодвинула еду подальше.

Или, может быть, Лотос готовит другое? На суде приведёт каких-то подставных свидетелей, готовых сказать то, что им велят? Или сделает так, что ей, Ицин, не дадут слова? Словно в пыльном шуме обвинений любой её крик захлебнётся, станет только подтверждением вины.

Она представила это: сидит в цепях, а вокруг голоса, один громче другого. Кто-то говорит, что видел, как она что-то передавала. Кто-то клянётся, что слышал признание. И всё против неё. А она, даже если будет кричать до хрипоты, останется лишь «павшей девицей», чьё слово ничего не стоит.

Она начала думать о самом скверном: что у Чжа ничего не получилось. Что никакой шаманки нет. Может, Юй Ши давно покинула город и вернулась в Сэю? А может, её дело давно развалилось, и она сама теперь где-то гниёт в другой тюрьме, точно такой же.

От этой мысли Ицин громко усмехнулась, почти со звуком. Смешно. Глупо. Абсурд.

Сколько мне осталось? День? Два?

Она представила себя со стороны: бледную, худую, с грязными волосами, и снова усмехнулась.

Может, она сходит с ума?

Она почувствовала, как от неё самой уже неприятно пахнет. Тело пропиталось тюремной сыростью и потом. Она закрыла глаза. Пытаясь научиться ничего не ждать.

Вновь скрипнула дверь. В тишине камеры этот звук прозвучал особенно резко, будто кто-то разрезал ночную тьму ржавым ножом. Ицин приподнялась, напряглась, вслушиваясь. Послышались шаги. Один, два, три… несколько человек.

Она замерла. Может, показалось?

Но шаги становились всё громче. Тяжёлые подошвы стучали по каменному полу. Нет, не показалось. Кто-то шёл и был не один. Ицин быстро развернулась и, опираясь на руки, поползла к решётке, вглядываясь в тёмный коридор. Где-то впереди замаячил огонёк факела. Свет дрожал, плясал на каменных стенах.

Стражник.

Но за ним шёл кто-то ещё. Чжа? Сердце пропустило удар, а потом забилось с новой силой. Да, она узнала её силуэт, походку, даже издалека.

И ещё один человек. Женщина?

Ицин не дышала. Внутри вспыхнула искра. Надежда.

Свет факела стал ближе, и из темноты вынырнули трое. Стражник, Чжа и ещё одна женщина. Всё происходило словно во сне.

— Я смогла, — прошептала Чжа, подбегая к решётке. Её пальцы тут же сжали руки Ицин сквозь прутья. — Я смогла. Я привела её к тебе.

Ицин смотрела на неё широко раскрытыми глазами, а потом перевела взгляд на третью фигуру.

В тусклом, но живом свете факела стало видно лицо женщины.

Она была чем-то похожа на Вую, но значительно старше. Тёмные, немного растрёпанные, волосы, собранные в косы, заплетённые с цветными нитями. На её запястьях звенели браслеты, на шее покачивались талисманы, странной формы амулеты, ракушки, перья. От неё веяло сыростью, пряным дымом, солью, словно она пришла прямо с моря.

Женщина молча смотрела на Ицин. Её взгляд был тяжёлым, внимательным, как будто она читала не лицо, а мысли.

— Ты та, о которой говорила Вую? — Голос её был низким, хрипловатым, с едва уловимым акцентом южных провинций. — Посмотрим, можно ли тебе помочь.

Шаманка протянула руку и вложила в ладонь стражника небольшой мешочек. Тугой и тяжёлый от монет. Стражник машинально сжал его, взвесил в руке и посмотрел на женщину с неожиданным уважением.

— Иди отдохни, — сказала она спокойно, но в её голосе было что-то, что не терпело возражений. — Не беспокой нас, пока я тебя не позову.

Тот промямлил что-то невнятное, кивнул и, втянув голову в плечи, удалился, оставив их троих в полутьме камеры.

Шаманка обернулась к Чжа. Её взгляд стал строже.

— Тебе тоже лучше оставить нас наедине, — произнесла она.

Чжа колебалась. Глядела то на Ицин, то на шаманку, словно не зная, стоит ли ей уходить. В глазах её читалась тревога.

Ицин посмотрела на неё и кивнула. Лёгко, уверенно. В этот миг она на мгновение снова обрела ту сдержанную силу, что когда-то помогала ей выстоять в павильоне.

— Всё хорошо, — шепнула она.

Чжа задержала взгляд на подруге, и медленно направилась к выходу, оставляя Ицин наедине с той, кто была её последним шансом.

Шаманка подошла ближе, медленно, не спеша, словно осматривала не камеру, а порог чужого дома. Остановившись у самой решётки, она посмотрела на Ицин. В её глазах не было ни жалости, ни осуждения, только спокойный интерес, как у человека, привыкшего видеть чужие страхи и желания, и больше не удивляющегося им.

Молча она расстегнула сумку, достала из неё сложенный кусок ткани и аккуратно разложила его на полу, прямо перед собой. Затем присела, скрестив ноги, сложив руки на коленях.

Ицин не выдержала. Её чуть дернула улыбка. Что-то в этом движении, в самой позе напомнило женщин на торговой улице. На таких же точно тканях, только с ярким орнаментом, сидели уличные гадалки, разложив карты, ракушки или кости, окликая прохожих и обещая рассказать судьбу за пару монет.

Шаманка приоткрыла глаза и, заметив её усмешку, спросила негромко:

— Тебе весело?

В голосе не было упрёка, только напоминание, где они находятся.

— Я не против человеческого веселья, — добавила она. — Но сейчас тебе стоит собраться. Дай свои руки мне.

Улыбка Ицин тут же исчезла с лица. В ней проснулась тревога. Ей стало не по себе, вдруг эта женщина решит, что она смеётся над ней, обидится и уйдёт? Тогда всё. Конец.

Стараясь не показывать волнения, Ицин подошла ближе и протянула