Наши заповедники - Георгий Алексеевич Скребицкий

Для строительства они брали и снег, н льдины, и осиновые палки. Сперва обгрызут с них кору, а потом на постройку пустят. Воткнет, бывало, палку в снег, льдинку к ней привалит, а потом еще снегом все щели: заделывает. Отличные тамбуры получились. И молодежь не хуже родителей работала.

Видим, бобрята наши совсем взрослые стали, приспособились к самостоятельной жизни; значит, матери им уже не нужны.

Тут мы решили старых бобрих отсадить в другие вольеры и опять соединить их с бобрами. Думали, это будет нетрудно сделать. Однако за полгода бобры друг от друга отвыкли и встретились не очень дружелюбно. Некоторые так сцепились — никак не растащишь. Пришлось даже особую перегонную клетку делать и их сперва туда сажать. Эта клетка у нас решеткой на две половины перегорожена. Вот бобры сначала через решетку познакомятся, обнюхаются, а потом уж мы дверцу откроем и соединим их…

Леонид Сергеевич помолчал немного и добавил:

— Да, хлопот, возни было немало, пока научились как следует управляться с бобрами! Зато, нужно правду сказать, и толк из этого получился: ведь на ферме — это не то что в природе, тут мы могли по желанию соединять в пары именно тех зверей, каких нам было нужно, выводить бобров с более темным мехом, более крупных, с более спокойным характером. В общем, работа у нас развернулась вовсю, да только не надолго.

— Почему же? — спросил я.

— Как почему? Наступил сорок первый год, война. Ведь фашисты Воронеж брали, а оттуда до нас рукой подать. Вот и пришлось всю работу сворачивать. Директор приказал бобров, которые на ферме были, выпустить в речку, чтобы врагу не достались. Я в то время на фронте был, сам не видал, а рассказывают — открыли дверцы в вольерах, думали, что звери сейчас же выскочат в речку и уйдут, но получилось совсем иное: большинство бобров ни за что не хотели уходить. Выйдут из вольеры, поплавают в речке и назад спешат. А другие и вовсе даже из домика не выходят. Так и пришлось их насильно гнать.

Выгнали кое-как всех и дверцы в вольерах закрыли. Что тут только, говорят, поднялось! Вся река возле фермы так и кишит бобрами. Плавают возле вольер, на решетку карабкаются, хотят домой пробраться.

В эти дни сотрудников в заповеднике мало осталось: какие мобилизованы, какие эвакуировались. На ферме работал только один старый зверовод, Степан Сергеевич. Он-то и выпускал в речку своих питомцев.

Подумайте, каково ему было тех самых зверей, которых он собственными руками выкормил, выходил, приручил, выгонять теперь с фермы! Выгонит, а они назад спешат, на берег вылезают, следом за ним бегут.

Вот так и мучился Степан Сергеевич: каждый день с фермы бобров разгонял. Да только видит, все равно не уходят они.

А тем временем наши войска стали фашистов от города оттеснять. Тут в заповеднике решили снова ферму налаживать, открыли дверцы вольер, дали бобрам* возможность домой вернуться. Но, конечно, далеко не все вернулись. Некоторые от места отбились, уплыли далеко, а другие уже одичали. Плавают около, а в вольеру идти не хотят.

Начал Степан Сергеевич их заманивать. В положенный час кормления придет на берег и примется ведрами греметь.

Глядь, один, другой, третий бобр плывут к нему и прямо на берег выходят. Степан Сергеевич накроет сеткой бобра — и в вольеру. Таким путем почти всех зверей собрал…

— И снова начала жить наша ферма, — закончил свои рассказ Леонид Сергеевич. — Так и работаем по сей день, разводим бобров, изучаем их жизнь и пытаемся получить от них все, что можно взять от зверя, не убивая его.

— А что же, собственно, кроме цепной шкурки, можно получить от бобра? — спросил я.

— А про пух-то вы забыли, — ответил Леонид Сергеевич. — Мы периодически вычесываем бобров и получаем от них чудесный пух, мягкий, теплый. Из пего приготовляются лучшие сорта фетра. Ну, а кроме пуха, наши звери дают нам еще «бобровую струю». Это такое пахучее вещество, которое бобр выделяет из особых желез. Путешествует он по своим подводным владениям, постоянно пролезает там между корнями, между разными корягами. Зверь трется о них брюшком и как бы смазывает их выделившейся струей. Биологический смысл таких «душистых заметок», очевидно, в том, чтобы дать знать другим бобрам, что этот участок водоема уже занят. Мы же на ферме решили попытаться собирать бобровую струю. Для этого при выходе из домика в водоем мы устанавливаем особый приборчик: твердую металлическую щетку, а под ней небольшой сосуд. Бобр, путешествуя из домика в водоем и обратно, невольно трется о твердую щетку и оставляет на ней некоторое количество струи, которая потом стекает в стоящий ниже сосуд.

— А зачем же нужна бобровая струя?

— Она главным образом употребляется в парфюмерии, — ответил Леонид Сергеевич. — Ее прибавляют в дорогие сорта духов, по не для улучшения запаха, а для того, чтобы придать ему большую стойкость, чтобы он дольше не выдыхался… Вот так мы и используем наших питомцев. Ну, а кроме того, мы расселяем бобров, передаем отловленных зверей в другие заповедники, заказники, в охотничьи хозяйства. За все время существования нашего заповедника мы отловили и передали в различные уголки Союза и зарубежных стран сотни бобров.

Теперь паши бобры широко расселились в лесных водоемах и в Средней полосе и на Севере. Почти всюду они отлично прижились, нормально приносят потомство. А в некоторых местах бобров уже развелось так много, что встает вопрос об их частичном отлове и переселении в новые водоемы. Так постепенно мы все шире и шире расселяем наших бобров. Уже скоро можно будет начать добывать их не только для расселения, но и на шкурки.

Директор встал, приподнял крышку ящика, стоявшего возле его стола, и вынул оттуда чудесную бобровую шкуру:

— Видите, какой красавец!

— Но ведь вы же сказали, что не убиваете ваших бобров?

— Систематически не бьем, только очень немного — для экспериментальной работы. Кроме того, ведь бобры иногда гибнут при отлове и у пас на ферме. Они тоже попадают к нам в лабораторию и в музей.

Леонид Сергеевич вынул из ящика еще одну бобровую шкуру.

— Сравните-ка, — сказал он. — Мex на первой очень плотный, жестковатый, блестящий, а на второй — совсем мягкий, как коричневый плюш. У этой, второй, шкуры вся жесткая ость выщипана, оставлена одна подпушь. А первая шкура не щипаная, мех здесь таков, какой он и есть в природе. Вот и получились два сорта бобрового меха: мягкий, бархатистый, как у выхухоли, и плотный, более жесткий