Возмездие Сандокана. Возвращение Момпрачема - Эмилио Сальгари

как вы точно описали! Я вижу его как наяву. Что вас связывает с этим человеком, милорд?

– Я не могу ответить на ваш вопрос.

– Это государственная тайна?

– Можно и так сказать. Продолжайте же!

– Мы готовились к смерти, однако все вышло иначе. Этот жуткий с виду человек объявил, что не собирается никого грабить. Наоборот, он предложил нам пересесть в его проа и спастись.

– И вы с его помощью перебрались на берег?

– Да, милорд. Могу только добавить, что он оказался весьма учтив.

– Сандокан уже не тот, что прежде, – усмехнулся Янес. – Его горячая кровь подостыла, теперь он сражается только с теми, кто сам нападает на него. Сударыня, я должен вас покинуть. Меня ждут на берегу. В мое отсутствие вы полновластная хозяйка яхты.

– Госпожа, мой корабль в вашем полном распоряжении.

– Благодарю, милорд. Когда вернетесь?

– Завтра.

Янес поцеловал руку голландке, поднялся по трапу на квартердек, закурил и позвал Мати. Тот, едва услышав голос капитана, подбежал к нему.

– Мати, спусти на воду шлюпку.

– Мы высаживаемся на берег?

– Хочу навестить старика-китайца.

И тут в свете бортовых фонарей, висевших на выбленках[89] по обоим бортам, мелькнула какая-то тень; она пробежала по палубе и кинулась к португальцу.

– Каммамури! – воскликнул Янес.

– Я прибыл на проа Падара. Зачем вы послали меня в бухту Радости? Вдали от вас или Тремаль-Наика я чувствую себя не в своей тарелке.

– Молодец, что приплыл. Ты мне очень пригодишься.

– Есть задание?

– И не одно.

– Будет исполнено.

– Прихвати карабин, позови двух малайцев и следуй за мной. Мати, спускай наконец шлюпку!

Глава 8

Мстительный Джон Фостер

В порту уже собирались тушить редкие масляные фонари, когда шлюпка Янеса уткнулась носом в причал. Мати, отправившийся вместе с хозяином, быстро осмотрел берег, а затем вернулся на лодку и сказал:

– Все спокойно, господин.

– Никого?

– Ни души.

– Тогда высаживаемся.

– Чего вы боитесь? – спросил Каммамури, разминая мощные мускулы торса и рук. Массивные серьги в его ушах при этом звякнули.

– Я боюсь капитана парохода. Падар рассказал тебе, что случилось?

– Да, господин Янес. У нас в Индии тот, кто тебе мешает, рискует отправиться прямиком на корм крокодилам.

– Так и будет, если этот человек будет путаться у нас под ногами, – сказал Янес. – Я уверен, капитан до сих пор ошивается в Варауни, надеясь застать меня врасплох.

– Мы о нем позаботимся, хозяин. Теперь отправимся в китайский кампонг?[90]

– Да. Мне нужно повидаться с одним стариком из Поднебесной, некогда оказавшим нам с Малайским Тигром немало услуг.

– Будем надеяться, он еще не помер.

Янес отослал шлюпку обратно на яхту, предупредив, что не вернется до утра, и они зашагали по пристани, почти безлюдной в этот час. Лишь несколько малайцев собрались у древних пушек, служивших причальными тумбами; они беззаботно болтали и жевали бетель, сплевывая красную слюну на настил. Вдалеке помаргивали гирлянды разноцветных фонариков у таверн в кампонге.

Янес, успевший неплохо изучить город, уверенно повел своих товарищей. Все держались предельно внимательно и собранно, зная, что на них в любой миг могут напасть, даже когда вокруг вроде бы никого нет.

С четверть часа они шли вдоль берега. Тут и там спали на открытом воздухе малайцы. Затем Янес свернул в лабиринт грязных и зловонных улочек, застроенных китайскими домами, еще хранившими былое изящество. Здесь было светлее, поскольку китайцы, следуя обычаям своей родины, зажигали над дверью большие бумажные фонари.

Они миновали несколько таверн с замысловатыми названиями и наконец подошли к той, над входом в которую висел фонарь с нарисованной на нем лодкой, полной цветов. Такую лодку вы могли бы увидеть где-нибудь на Чжуцзяне, также известной как Жемчужная река: та, что питает своими водами Южный Китай.

– По-моему, нам сюда, – сказал Янес. – Накануне я бродил по этим местам и вроде бы не ошибаюсь. Вот таверна нашего старого знакомца.

Он толкнул щелястую дверь, забранную вместо стекол вощеной бумагой, и вошел, держа руки на рукоятях своих знаменитых индийских пистолетов.

Хозяин, похоже, не бедствовал. Общий зал он разделил на отдельные комнатки, где его земляки, развалясь на бамбуковых креслах, одурманивали себя опием. В воздухе стоял тяжелый, маслянистый дым.

– Надо найти свободную комнату и подождать там, – сказал Янес. – Никто не должен подслушать наш разговор с Кьен-Коа.

Стены были оклеены пропитанной тунговым маслом бумагой с красивыми, хотя и несколько выцветшими рисунками: улыбающиеся луны и драконы, изрыгающие пламя. К гостям выбежал желтокожий, точно лимон, мальчишка с косичкой длиной едва в три пальца – явным признаком того, что хозяин регулярно укорачивал ее, наказывая сорванца за непослушание.

– Дой[91], позови хозяина, – приказал Янес. – Если поторопишься, получишь монетку.

Шустрый, как бельчонок, мальчишка тут же исчез из виду и скоро вернулся со старым китайцем, напоминавшим высохшую мумию с длинными висящими усами и косой до пола. Одет старик был в красный цветастый халат, на поясе у него висели символы его статуса: два ножа, вполне пригодных для перерезания горла.

Увидев Янеса, китаец низко поклонился, сложил руки на груди и сказал:

– Я к вашим услугам, господин. Желаете поужинать?

– Да, – кивнул португалец. – Только без этих ваших соленых дождевых червей и ветчины из собачатины.

– Специально для вас, милорд, у меня есть бараньи глаза в чесночной подливке, они даже мертвого оживят.

– Ты назвал меня милордом? Да, когда-то мы с тобой были знакомы, но с тех пор много воды утекло. Ты Кьен-Коа, верно?

– Верно.

– Тогда прикажи принести ужин.

– Утром рыбаки привезли отменных омаров и каракатиц.

– Подай всего понемногу. Потом мы продолжим разговор, пока же меня больше интересует еда.

Китаец позвал слуг, чтобы накрыли на стол. Все они были тощими, жалкого вида, с почти под корень обрезанными косами.

– И выпивку тащите, – прибавил Янес. – Чаев мы не жалуем.

– Будет исполнено, милорд. Вчера мне доставили ящик португальского вина, оно точно придется вам по вкусу.

– Надо же, какое совпадение, – хмыкнул Янес. – И омаров наловили, и баранов зарезали, и вина доставили. Все для моего ужина. Несите же ваши хваленые бараньи глаза. Насколько я помню, они вполне съедобны.

Под суровым взглядом хозяина слуги застелили стол бумажной скатертью, поставили блюда с омарами и бараньими глазами. Последние выглядели несколько странно, впрочем, как ни парадоксально, довольно аппетитно.

Едва они принялись за еду, дверь таверны с диким грохотом распахнулась.

– Зря я сюда явился! Кто бы это мог быть? – пробормотал Янес. – Похоже, англичане и, конечно, навеселе. Главное, чтобы они нас не побеспокоили.

– Вы опасаетесь