Ворон Бури - Бен Кейн

броска копья, по признанию большинства мужчин, — она была возведена после особенно жестокого набега норманнов тридцатью годами ранее. В ней могли укрыться монахи со всеми своими ценностями, а дверь, к которой вела веревочная лестница, с тех пор так ни разу и не понадобилась.

Приближаясь к первым жилищам — домам мирян, поселившихся под защитой монастыря, — я подозвал Мадру и Ниалла и накинул им на шеи веревки. Иначе они могли гоняться за курами или таскать что-нибудь у кожевника, а и то и другое могло навлечь на нас беду.

По-хорошему, нам следовало бы сначала перегнать скот, но я устал и хотел пить. Глоток эля или медовухи, или и того и другого, был слишком соблазнителен, чтобы отказаться. Неудивительно, что Векель согласился. Мы поспешили к пивоварне, расположенной у низкой ограды монастыря. На меня, юношу в желтой тунике и серых штанах с парой собак, никто не обращал внимания. Другое дело — Векель. Его диковинный наряд, не говоря уже о вызывающем покачивании бедрами, прямо-таки требовал к себе внимания.

Люди крестились, когда мы проходили мимо, и по меньшей мере одна хозяйка скрылась в доме и захлопнула дверь. Седобородый старик уронил палку и чуть не упал от испуга. Когда я остановился у пекарни купить хлеба — припасов Асхильд нам бы не хватило, ведь мы оба ели как лошади, — служанка едва осмеливалась взглянуть на меня, не говоря уже о Векеле. Тот, наслаждаясь произведенным эффектом, засыпал ее вопросами. Я велел ему оставить ее в покое, но он лишь рассмеялся.

— У тебя будет ребенок еще до зимы, — объявил он, оставив ее стоять с открытым ртом.

— Откуда ты знаешь? — прошипел я. Я бы и за сто лет не догадался.

— Сейд.

Я ткнул его локтем.

— А еще что?

Он наклонился ко мне.

— Время от времени она легонько поглаживала живот...

— …как женщина, которая носит дитя, — закончил я.

— Именно.

Я покачал головой, гадая, какая часть сейда Векеля была связана с его остротой зрения.

Монах, заведовавший пивоварней, и глазом не моргнул при виде нас. В основном, я подозреваю, потому что был пьян. Это было его обычное состояние; был ли он таким и раньше или пристрастился к собственному продукту, получив эту должность, я понятия не имел. Красноносый, с более длинной бородой, чем полагалось монахам, в коричневой рясе, сплошь покрытой пятнами от шеи до лодыжек, он был добродушным малым.

— А вот и вы, — объявил он из-за грубого деревянного прилавка. Словно он нас ждал, но это было подходящим приветствием, когда не знаешь или не можешь вспомнить чье-то имя.

— Приветствую, брат, — почтительно сказал я. Благодаря матери я свободно говорил по-ирландски.

Векель склонил голову.

— Благословение Божье на вас обоих. — Векель изогнул бровь; монах, ничуть не смутившись, продолжил: — Вы, должно быть, оба хотите пить в такой теплый день.

— Измучились от жажды, — сказал я. — Пива нам обоим.

Монах зачерпнул деревянной кружкой из бочки, затем второй. Жидкость расплескалась, когда он бесцеремонно поставил их на прилавок.

— Издалека?

Других посетителей было немного, но я чувствовал на себе их внимание.

Мне нечего было скрывать. Выпив полкружки пива, я рыгнул и сказал:

— Из Линн Дуахайлла.

— Какие новости?

— Ничего особенного. — Я допил пиво. — Еще одну, если позволишь.

Векель поставил свою кружку рядом с моей.

— И мне. Хорошее. — Как и большинство жителей Линн Дуахайлла, он тоже говорил по-ирландски.

Монах налил нам еще, и, не дожидаясь просьбы, поставил деревянную миску с водой для Мадры и Ниалла.

— Мой отец любит вашу медовуху, — сказал я. — Если можешь, отложи для нас бочонок, я заберу его после того, как перегоним скот.

Он моргнул.

— А, да — кузнец из Линн Дуахайлла! Торгиль, так?

— Верно.

Он улыбнулся, обнажив коричневые зубы.

— Он любит выпить.

— Любит. — Меня охватила грусть. После смерти матери отец время от времени наведывался сюда. По словам нашего соседа Ингольфа, тоже любителя выпить, отец пил до тех пор, пока не падал, спал на полу и на следующий день начинал снова.

— Еще? — Монах потянулся за моей кружкой.

Настроение испортилось.

— Нет, — сказал я. — Может, позже, когда приду за медовухой.

Векель расстроился, что не получит третью кружку — он любил пиво, — но не стал спорить, когда я напомнил ему о нашей главной задаче.

— Пытаться перегонять скот по пьяни — не лучшая затея. Мы вернемся, не успеешь и глазом моргнуть.

— Хорошо. — Он щелкнул языком. — Мадра, Ниалл, пора отрабатывать свой хлеб.

Собаки вскочили. Я погладил их.

— Ниалл, так зовут твою собаку? — спросил невысокий мужчина с другого конца прилавка. Он был одет по-крестьянски, как и все, а лицо у него было острое, как у горностая.

Сердце у меня ухнуло. Хотелось врезать Векелю. Из всех мест, где можно было произнести это имя вслух, это было худшим. Застигнутый врасплох, я мучительно искал ответ.

Вмешался Векель.

— Пиво, оно уже ударило мне в голову. Ньяль его зовут. Ньяль. Мой друг ведь наполовину норманн.

На лице Горностая читалось недоверие, но предостерегающее позвякивание браслетов Векеля и многозначительный взмах посоха заставили его промолчать. Под его тяжелым взглядом мы вышли из пивной. Красноносый монах крикнул нам вслед, чтобы мы скоро возвращались.

— Прости, — сказал Векель, как только мы остались одни. — Какой же я дурак, особенно после того, что я сам же и говорил!

— Неважно, — легкомысленно бросил я, убеждая себя, что ничего из этого не выйдет.

Скот пасся на склонах ближайшего холма, на общинной земле с видом на реку Бойн. Как всегда, я искал глазами на ближнем берегу священный и таинственный Ши-ан-Вру. Я знал, где он находится, хотя из-за уклона его не было видно, пока не подойдешь совсем близко. Я приметил рат большой фермы — туда и нужно было держать путь, если я захочу посетить загадочный, огромный круглый курган. Его построили неведомо сколько веков назад, и никто не знал, кто. И христиане, и язычники почитали это место. Как говорил Векель, нужно быть мертвецом, чтобы не почувствовать там сейд. Заметив мой взгляд, он сказал, что нам стоит сходить туда на Самайн, в ночь, когда мертвые ходят по земле.

— Иди один. Меня туда и ледяной великан не затащит, —