Ворон Бури - Бен Кейн

Раздосадованный тем, что меня так легко раскусили, я пробормотал что-то о том, что после тяжелой работы не грех и выпить, и направился к двери.

Векель послал Асхильд последний воздушный поцелуй и вышел за мной. Я остановился, свистнул Мадре и Ниаллу, двум своим собакам, и проверил, все ли готово. Еда, одеяло, легкий плащ, лук и колчан, охотничье копье. Железные изделия для обмена, надежно упрятанные в сверток из старой кожи, перевязанный с обеих сторон. А еще на поясе, наискось, висел мой сакс. Этот нож на все случаи жизни выковал отец. После меча это была моя самая дорогая вещь.

— Я помолюсь за вас. Чтобы весь скот был в целости, и тралл тоже, и чтобы с вами в пути ничего не случилось, — крикнула Асхильд.

Векель фыркнул и пробормотал, что от Белого Христа толку не больше, чем от Слейпнира, восьминогого коня Одина, на крутом ледяном склоне. Мне тоже было мало дела до христианского бога, но я не хотел ее расстраивать, поэтому поблагодарил и пообещал, что помолюсь за нашу мать в церкви Манастир-Буи.

— Я в это место и ногой не ступлю, — сказал Векель.

— С твоим-то видом тебя бы и не пустили. — Хотя мы всего лишь собирались перегонять скот, Векель нарядился так, словно готовился к священному ритуалу. Платье на нем было синее, глаза подведены черным. Тонкая красная линия очерчивала его губы, на шее висело женское ожерелье из стеклянных бус. На поясе болтался кожаный мешочек, в котором, должно быть, лежали талисманы, необходимые для практики сейда. Ноги его украшали башмаки из волосатой телячьей кожи со шнурками, заканчивавшимися медными наконечниками. Я подумал, что он выглядит в точности как и подобает витки.

Он взял меня под руку, словно мы были влюбленной парой, вышедшей на прогулку.

— Я подожду снаружи и отпугну всякого, кто вздумает войти в церковь.

— Нет. Пока я буду молиться, ты купишь меда. — Монастырская пасека славилась на всю округу.

Препираясь, как могут только старые друзья, мы пошли к кузнице. У входа, растянувшись на земле, лежал отцовский пес — огромный лохматый волкодав серой масти, носивший подходящее имя Ку - на нашем языке это значило «пес». На моих собак он не обратил внимания, но при виде меня застучал хвостом по земле.

Отец оторвался от наковальни, на которой выковывал обод для колеса.

— Уже в путь?

— Ага.

— Прихвати немного медовухи. — Монастырский напиток был вкуснее его домашнего эля, да и покрепче.

— Конечно. — Мой взгляд скользнул мимо него и остановился на мече, лежавшем на верстаке. Обычно он хранился в длинном доме, под моей кроватью. — Ты не забыл, — с удовольствием сказал я.

Отец хмыкнул.

— Взгляну, как закончу с этим ободом.

Несмотря на промасленную шерсть в ножнах, морская вода все же повредила клинок. Я отчистил его песком, но крошечные раковины остались. С тех пор приходилось постоянно смазывать его маслом. Я также регулярно проверял его на ржавчину и упомянул об этом вчера вечером. Отец, должно быть, принес его, когда я отправился на свою ежедневную прогулку по берегу — эта привычка укоренилась с того дня, как я нашел клинок, и я не изменял ей ни в дождь, ни в зной.

— Спасибо, — сказал я, гадая, смогу ли я наконец уговорить его научить меня обращаться с мечом. Стану ли я когда-нибудь прославленным воином.

Когда мы вышли, светило солнце. Я помахал немногочисленным соседям, что были на улице; они ответили, но на Векеля бросали настороженные взгляды. Он увидел, как я нахмурился.

— Боятся, знаю, — со знающим смешком сказал он. — Но все равно приходят ко мне. Если заболеют, или в море на рыбалку соберутся, или за урожай беспокоятся. Или, как вчера, когда хотят кого-то проклясть.

— Кто это был? — потребовал я ответа. В Линн Дуахайлле и окрестностях жило не больше двух сотен человек. Я знал всех, по крайней мере, в лицо.

Палец с длинным ногтем коснулся его носа.

— Это между мной и духами. — Когда я цыкнул, он добавил: — Если я скажу тебе, сейд не сработает.

Первую часть пути я гадал, кто в поселении так ненавидит кого-то, чтобы насылать проклятие. Я спросил Векеля еще дважды, но он, напевая себе под нос, не обращал на меня внимания и подзывал Мадру и Ниалла, чтобы почесать им за ушами.

— Мне нравится, что собаку твоего отца зовут «Пес», а одну из твоих — «Собака», — сказал он наконец.

Я усмехнулся.

— А вот называть другого «Ниалл» — глупо.

Жители Линн Дуахайлла подчинялись местному королю, а также Уи Нейллам, верховным правителям Миде — земель, где мы жили. Мужчин этого клана звали «сынами Ниалла», в честь основателя династии, и за их высокомерие их повсеместно недолюбливали. Мне это имя всегда казалось забавным.

— Разве не так?

Я вспылил.

— Ему четыре года, и еще ни один Уи Нейлл не слышал, как я зову собаку.

— Все когда-то бывает в первый раз.

— Скорее свиньи полетят, — сказал я с юношеской самоуверенностью.

Переправившись через реку Касан на курахе, мы двинулись на запад. Яркое солнце золотило зеленые холмистые просторы, высушивая наши ноги после брода через вторую, более мелкую реку. Леса почти не было, за исключением вершин нескольких холмов — его вырубили, чтобы возделывать землю. Местность была приятной, хоть и в основном плоской и ничем не примечательной. Фермы были разбросаны далеко друг от друга, но у каждой нас встречал вызывающий лай собак. Оповестив хозяев, они редко подходили близко. Жилища представляли собой небольшие однокомнатные домики с соломенной крышей, окруженные полями овса и ячменя и загонами для скота, огороженными плетнем. Кое-где попадались и раты, построенные более зажиточными фермерами. Круглые земляные валы с единственными воротами, внутри которых были загоны для скота. Название было обманчивым, потому что ни в одном из этих крепостеподобных сооружений не хватало людей для обороны. В некоторых ратах были жилые дома, но большинство из них предназначалось для защиты скота от ночных набегов волков.

Пройдя полпути от Линн Дуахайлла, мы поднялись на холм и увидели среди полей ячменя и пшеницы каменную башню, отмечавшую местоположение Манастир-Буи. Я никогда не уставал смотреть на нее, самое величественное строение в округе. Построенная из местного камня и невероятно высокая — два хороших