Мара, дочь Нила - Элоиз Джарвис Мак-Гроу

— Я зажег лампу, Иренамон, — сказал Шефту, вставая с постели.

— Вы… сегодня утром?

— Нет, когда-то ночью. Не знаю когда.

Шефту подпоясал свой халат и, не обращая внимания на встревоженные глаза старика, подошел к столу, где его ждали фрукты. Он не собирался давать никаких объяснений, ни сейчас, ни когда-либо, по поводу лампы, которую Иренамон будет находить горящей у постели своего господина каждое утро до конца его жизни. В жизни много ночей; Шефту хватило одной, чтобы понять, что боги гробницы все-таки взяли свою дань. Он больше никогда не сможет выносить темную комнату.

Рассеянно он занял свое место за столом, пока старик подавал ему фрукты и сыр и ставил перед ним кубок с серебряным ободком. Шефту сам потянулся за кувшином с молоком, но тут же отдернул руку, словно обжегшись. В следующее мгновение он сорвал ожерелье из лотосов с кувшина и отшвырнул его.

— Ваше сиятельство! — выдохнул старик.

— Разве у меня в садах нет других цветов, Иренамон?

— Да, десятки! Они… они лишь ждут вашего удовольствия, мой господин. Есть алый шалфей, и гелиотроп, и живокость, и… постойте… резеда… Но лотосы всегда были вашими любимыми.

— Я к ним охладел, — свирепо сказал Шефту.

— Тысяча извинений, мой господин, если они вас оскорбили. — Иренамон поспешил собрать лилии и спрятать их в широком рукаве, каждая линия его тела дрожала от огорчения. — Могу ли я еще чем-то служить Вашему Превосходительству, прежде чем я…

— Нет. Ступай.

Иренамон уныло повернулся и побрел к двери. Шефту наклонился вперед, опершись на локти, и потер лоб обеими руками.

— Иренамон, — сказал он. — Пожалуйста, вернись. — Он подождал, пока старик снова встанет рядом с ним, затем потянулся за кувшином и наполнил свой кубок молоком. — Я хочу, чтобы ты послал раба на пристань. Вели ему узнать, причалил ли сегодня утром корабль под названием «Серебряный Жук».

— Да, Ваше Превосходительство.

— И, Иренамон, я говорил сгоряча, старый друг. О лотосах.

— Прошу, не думайте об этом, мой господин.

Наступила тишина. Шефту поднял глаза и встретил печальный, обеспокоенный взгляд своего мажордома.

— У вас большая беда, — тихо сказал старик.

— Да. Беда с девицей.

— С девицей? И это все, мой господин?

— Этого вполне достаточно. Иренамон, боюсь, я был глупцом. Я сорвал лилию в сточной канаве, и она превратилась в кобру в моих руках.

Ноздри старика слегка расширились от быстрого вдоха, а рот сжался.

— Тогда вам лучше уничтожить ее без пощады.

— Не бойся! Но, возможно, она уже сделала свое дело. Не удивляйся, если не получишь от меня вестей день или два. Я буду в безопасности, но буду отсутствовать. Если кто-то спросит, скажи, что я уехал в Абидос. — Шефту слабо улыбнулся. — Нет, не смотри так. Еще ничего не кончено. Иди. Пошли цирюльника через пятнадцать минут и поспеши узнать о том корабле.

— Да, мой господин. И да пребудут с вами боги!

Старый слуга поспешил выйти, и вельможа Шефту наконец повернулся к своему завтраку.

* * *

Час спустя он уже пересекал истертые каменные плиты пристани, направляясь к стоянке «Жука». Неконх нависал над бортом, широко расставив руки, его плечи блестели медью в ярком солнечном свете. Каждая линия его тела выражала тревогу. Шефту шагнул в прохладную тень корпуса, взобрался по веревочной лестнице и поднялся сквозь сине-зеленые пляшущие отражения в ослепительный солнечный свет на палубе. Неконх протянул большую руку, чтобы втащить его на борт.

— Это ты посылал узнать, причалили ли мы? — прошептал он.

— Да.

— Ничего не случилось? Я выгрузил твой груз в четыре утра и вернулся к восходу. С моим заданием все в порядке.

— Дело в другом. Отправь своих людей на берег, мне нужно с тобой поговорить.

Неконх проревел приказ, взмахнув волосатыми руками. Пока команда, щебеча, как обезьяны, по поводу своей неожиданной свободы, спускалась по лестнице, Шефту прошел на дальнюю сторону палубы и замер там, чувствуя, как теплый солнечный свет бьет ему в голову, плечи и на тыльные стороны ладоней, лежащих на перилах. Сам воздух сегодня пах жарой, солнцем и водой. Флотилия рыбацких лодок, словно позолоченная, проскользнула мимо взора Шефту, их паруса были чистым светом, а тени — чернильными кляксами. Две барки тяжело двигались вверх по течению. Далеко через реку внезапно взмыл ястреб, сделал круг, взлетел и превратился в точку в кобальтовом небе.

Неконх, слегка пыхтя, подошел к нему.

— Все чисто, приятель. Они ушли. Ну, что стряслось?

— Нам предстоит иметь дело со шпионом, капитан.

— Хай! Это просто. — Рука Неконха легла на нож. — Только скажи, где он будет сегодня вечером…

— Она будет в таверне, я полагаю.

— Она? — Голос Неконха изменился. — Кто это?

— Мара.

Наступила ошеломленная тишина. Через мгновение Неконх начал горько ругаться себе под нос.

— Не могу в это поверить! — вырвалось у него. — У тебя есть доказательства?

— Пока нет.

— Тогда как ты можешь…

— Терпение, я все расскажу. Помнишь тот день в твоей каюте, когда мы строили наши планы? Я дал ей кольцо…

— Да-да, чтобы подкупить ее друга в Абидосе.

— Не было никакого друга в Абидосе, Неконх. Кольцо все еще у нее. Она забыла и оставила его на руке прошлой ночью.

— О, матерь богов, — устало произнес капитан. Он оперся обеими руками на борт, глядя на реку. — И у нее не было объяснения?

— О, конечно, было. Можешь себе представить эту деву без объяснения? Но она лгала.

— Откуда ты знаешь, приятель? Может, она нашла способ получить то, что хотела, в Абидосе, не подкупая того парня! Бьюсь об заклад, у нее никогда не было своей безделушки, а это была такая безделушка, что и говорить! Она соблазнит и самого щепетильного… Да, можешь улыбаться. Я знаю, что дева не слишком обременена щепетильностью, но подумай о жизни, которую она вела, клянусь Священным Оком! Ее били и морили голодом, она была во власти то одного хозяина, то другого…

— Побереги дыхание, Неконх! Я обошелся с ней достаточно хорошо и получил в благодарность лишь предательство. Уверяю тебя, я кое-что об этом подумал,