Ворон Бури (ЛП) - Кейн Бен

— Всего лишь «довольно»? — переспросил я.

— Ярла из Ульстера стошнило прямо на пол. Слишком много эля. К счастью, это случилось во время проповеди, и он был сзади. Не думаю, что Сигтрюгг или Бриан видели.

— Кто-нибудь им расскажет, — сказала Торстейн.

— Несомненно, — сказал я. — Еще одна причина для Сигтрюгга таить обиду на Ульстер.

— Так или иначе, за здоровье короля, — сказал Бывший воин. — Пусть он поскорее сделает Слайне ребенка.

Мы подняли кружки и выпили. Сославшись на дела, Бывший воин откланялся.

— Лучше привыкайте к таким тостам. Ибо король будет нашим господином, если мы останемся. Он и Бриан. — Имр обвел всех взглядом, оценивая реакцию.

— Я бы ушел в другие края, — сказала Торстейн, никогда не боявшаяся говорить то, что думает.

Лало кивнул; ему вечно не сиделось на месте. Векель подпер подбородок рукой. Он тоже наблюдал.

— Отныне будет одна политика, и ничего больше, это уж точно, — сказал я. — Бриан — самый могущественный человек в Эриу, и никто не может этого отрицать. Лично у меня нет желания быть его человеком, как не было и желания быть человеком Сигтрюгга.

— Набеги будут, но только на Ульстер, таков мой прогноз, — сказал Векель. — Его короли до сих пор не преклонили колено перед Брианом, а Сигтрюгг захочет отомстить за то, как они с ним обошлись.

В ответ раздались хмыканья и бормотание. Побережье Ульстера славилось штормами, а его жители не сдавались так легко, как, скажем, неженки-монахи из Клуан-Мак-Нойса.

Имр ссосал пену с усов и по-прежнему хранил свои мысли при себе. Невозможно было угадать, к чему он склоняется.

Если он останется, я не был уверен, что смогу. Отношения с Сигтрюггом и до Гленн-Мама были натянутыми, а после злосчастной гибели Арталаха стали еще хуже. Наше пребывание на Мэне ничего не изменило; сидя без дела, Сигтрюгг имел время для раздумий, и не только о том, как его свергли. Несмотря на мои попытки избегать его во время плавания обратно в Дюфлин, его взгляды были убийственными. Остаться, решил я, — значит в конце концов истекать кровью в каком-нибудь переулке темной ночью или плавать лицом вниз в Черном пруду.

Когда я уйду, я буду не один. Торстейн уже высказала свое мнение, а Векель не задержится, если уйдем и я, и его возлюбленная. Значит, и Лало пойдет с нами. Я окинул взглядом товарищей. Большинство новичков, вероятно, останутся, среди них Вали, Тормод, Хрольф и Кар, но некоторых из старой команды можно будет уговорить. Если так, то и хорошо, решил я. Если нет, мы уйдем в любом случае. Кнорры с купеческими товарами часто пересекали море в Британию и на Мэн весной и летом, и у нас было серебро, чтобы заплатить за проезд.

Я подумал об отце и решил, что мое решение — остаться или уйти — не сильно повлияет на шансы отомстить за его убийство или вернуть себе меч, данный Одином. Свой единственный шанс в Дун-на-Ски я бездарно упустил. Пойти туда снова одному или даже с друзьями — значит скорее погибнуть самому, чем убить Кормака. Отец не хотел бы, чтобы я погиб, мстя за него, сказал я себе. Это было некоторым утешением. Как и искренняя надежда, что когда я вернусь в Эриу, Один может дать мне еще одну возможность не только убить Кормака, но и снова забрать меч. Я ее не упущу.

Настроение поднялось при мысли о новых землях, и, решив, что Сигтрюгг не создаст мне проблем до моего ухода, я решил как следует присоединиться к празднествам.

Некоторое время спустя, изрядно потрепанный, я отошел от своих друзей. Не желая мочиться на виду у всех, как остальные, — я был пьян, но не совсем дикарь, — я побрел вдоль стены большого зала, время от времени прислоняясь к ней, пока в голове не прояснится. Отойдя достаточно далеко от толпы, я расстегнул штаны и дал волю своему переполненному мочевому пузырю. Я только что закончил, когда мое внимание привлекли голоса слева, со стороны задней стены здания. Я повернул голову. Фигура, высокая и широкоплечая, стояла шагах в тридцати, спиной ко мне.

— Ты хорошенькая. Поцелуй меня, — сказал он по-норвежски.

— Ты хоть представляешь, кто я? — ответила женщина, ее норвежский был с акцентом.

Она стояла перед ним, и была ниже ростом, так что я ее не видел, но что-то шевельнулось в памяти.

— Не знаю и знать не хочу. Давай, целуй. — Он шагнул вперед.

— Оставь меня в покое, скотина!

Звук пощечины.

— Сука! — Мужчина бросился вперед, и раздался крик боли.

Я побежал. Я и раньше видел насилие над женщинами, но не в мирном городе, и уж точно не на свадьбе. Занятый борьбой, нападавший не услышал меня. Я зацепил ногой его лодыжку и дернул. Его ноги разъехались, и он мешком повалился назад, прямо на меня. Я ударил его в лицо, когда он уставился на меня снизу вверх, а когда он упал на спину, стал пинать его куда попало. Ребра, голова, живот, снова голова.

Он замахал руками, пытаясь меня схватить. Я топнул и с удовлетворением почувствовал, как его нос хрустнул под моим сапогом.

— Это тебе за то, что ты скиткарл, — сказал я и топнул снова. Он взревел и свернулся в клубок, что позволило мне взглянуть на его жертву. Меня можно было сбить с ног перышком. Это была та молодая ирландка из лавки серебряника, та, что так меня пленила. Но сегодня на ней было великолепное синее платье, а в рыжих волосах — венок из цветов. Она была ошеломительна.

— Это вы, — комментарий был таким жалким, что я внутренне съежился.

Бровь изогнулась.

— Вот так сюрприз.

— Вы ранены?

Ее рука поднялась к шее, к багровому следу от пальцев.

— Совсем немного.

Я снова пнул мужчину, и он застонал.

— Невоспитанная скотина.

— Если Сигтрюгг узнает, ему конец.

Я онемел. Потрясение было таким же сильным, как в тот раз зимой, когда, к веселью моих товарищей, я упал головой вперед в Черный пруд.

— Будешь так рот разевать — муха залетит, говаривала моя мать.

— Вы — Слайне, дочь Бриана Бору.

— Если только Сигтрюгг сегодня не женился на ком-то еще.

Невероятно, как легко она меня смущала. Я снова пнул его, вызвав удовлетворенный стон. В голове все кружилось.

— Что… почему вы были снаружи, моя госпожа?

Теперь настала ее очередь краснеть.

— Мне нужно было подышать свежим воздухом.

Это мне было знакомо, по крайней мере, я так думал.

— Перебрали с элем?

— Нет! Потому что меня только что выдали замуж за человека, у которого сыновья моего возраста!

— Простите. Я не подумал. — Она не ответила, и я сказал: — Вы не были согласны на этот брак.

— У меня не было выбора!

— Полагаю, что нет. — Меня наполнило сочувствие к тому, что дочь короля, а теперь жена и королева другого, имела столько же власти над своей жизнью, сколько и тралл.

— Свадьба Сигтрюгга со мной и моего отца с Гормлайт помогла укрепить мир. Это для блага народа. Мои желания ничего не значат.

— Мне жаль, — сказал я, не зная, что еще сказать.

Она сделала пренебрежительный жест.

— У вас не дублинский акцент. Откуда вы?

— Из Линн Дуахайлла, небольшого поселения в дне плавания к северу.

— Я знаю это название. Изначально оно было норвежским?

— Именно. Мой отец был норманном, мать — ирландкой.

— Они оба умерли?

— Да. — Я увидел их обоих: одну, бледную и холодную на родильном ложе, с младенцем рядом, и другого, жертву жадности Кормака. — Моя мать умерла много лет назад. Смерть отца была не так давно.

Она коснулась моей руки, и по коже пробежали мурашки.

— Его уход не был легким?

— Он был убит одним из сыновей Маэла Сехнайлла. Кормаком.

Ее губы сложились в букву «О».

— За что?

— Он пришел в кузницу моего отца и увидел меч — мой меч. Меня в то время не было. Кормак захотел его, а мой отец сказал, что не вправе отдавать клинок. Кормак убил его и забрал меч себе.

— Как ужасно! Вы искали правосудия?

— Тьфу! Я даже не пытался. — Я не собирался упоминать Дун-на-Ски и то, как я не убил Кормака.

— Почему?

— Только одно случается, когда люди моего положения ищут управы у знати.