Тигран Великий - Тигрис Рафаэль

Иудеи были сперва удивлены, а затем обрадованы, услышав из моих уст родную речь. Одно это заставило их проникнуться ко мне безграничным доверием. Я обещал во всём разобраться и восстановить справедливость.

Колония иудеев существовала в Ване уже двадцать лет. За это время здесь выросло новое поколение, и молодёжь научилась говорить по-армянски, однако ещё велики были различия между переселенцами и местными жителями. Это выражалось не только в языке, но и в обычаях, религии, праздниках. Основным противоречием было то, что иудеи отказывались работать по субботам. Уже одно это вызывало у армян раздражение.

Тем временем, Шанпоч произвёл опись местных доходов и установил вопиющие факты казнокрадства. Подобная деятельность не только нанесла ущерб казне, но и подрывала авторитет царской власти в этой провинции. Наместник и ещё несколько чиновников были закованы в цепи и под стражей препровождены в Тигранакерт для царского суда. Вскоре в Ван примчался гонец и принёс указ царя о назначении нового наместника Вана с неограниченными полномочиями.

Этим наместником должен был стать я.

– Поздравляю тебя, Соломон, – обрадовался Шанпоч, который начал собираться к отъезду в столицу, – такой молодой, а уже почти царь.

– Тут не обошлось без твоего участия, – заключил я, – это ведь ты ежедневно строчил доносы Мецну?

– Не доносы, а отчёты. Да! Не стану отрицать. Я писал царю о том, как идут дела, и, конечно же, упомянул про твои заслуги. Так ты, выходит, не рад этому?

– Мне кажется, я не управлюсь.

– Управишься. Иудейское население без ума от тебя, а армяне уважают за справедливость. Но хочу тебя предупредить, Соломон, чем выше подымаешься во власти, тем ничтожнее кажутся люди, которыми повелеваешь.

– К чему ты это?

– К тому, чтобы ты не зазнавался и оставался самим собой. Прощай.

Напрасно беспокоился Шанпоч. Хотя я и был в том возрасте, когда человек наиболее подвержен страстям – если не к женщине, то золоту, если не к золоту, то к власти – однако мудрость, унаследованная от матери, и наставления лекаря Мафусаила помогли мне благополучно миновать все упомянутые напасти.

Нельзя сказать, что меня тяготило внезапно свалившейся на плечи бремя ответственности. Я был тогда молод и энергичен – быстро преодолел трудности начального периода и уже ко второму году правления до мелочей разбирался в жизни армянской провинции.

Обладая почти царскими полномочиями, я быстро навёл порядок, устранив основные противоречия между местным населением и иудеями.

Во-первых, я убедил армян, что переселенцы – не рабы и уравнены с ними в правах.

Второе, что мне удалось – несмотря на различия в языках и вероисповеданиях, популяризировать смешанные браки между двумя нациями. Не знаю, что получилось в результате подобного кровосмешения – судить об этом будут наши потомки.

Если в Иерусалиме лавки менял были на каждом шагу, то в Армении они находились под запретом. На свой страх и риск я начал всячески поощрять ростовщичество в Ване, решив, что это будет хорошим подспорьем для царской казны, и не ошибся. Очень скоро меняльное дело стало настолько популярным, что им занялись не только иудеи, но и коренные жители – ванцы, которые почувствовав вкус быстрых денег, живо освоили новую профессию. Так, с моей лёгкой руки, в Ване укоренилось ростовщичество.

Достаток, порядок и процветание способствовали росту моего авторитета как среди иудеев, так и у армян. Причём если первые видели во мне своего земляка, то последние ценили за справедливость и честность, ибо предыдущий наместник умудрялся обкрадывать не только царскую казну, но и местное население.

Жилища в Ване были простыми и бесхитростными. Глинобитный дом, разделённый на две части: одна для людей, другая для скота. Во дворе под навесом ютилась домашняя птица.

В Ване обитали удивительные коты – крупные, белоснежные, с золотистыми пятнами и разноцветными глазами, да к тому же великолепные ныряльщики и рыболовы. Мне приходилось не раз наблюдать, как из озёрных глубин выныривала голова кота с рыбиной в зубах. В отличие от прочих сородичей, ванский кот обладал крутым нравом и плохо уживался в домашней обстановке. Свободолюбивый и независимый, он вовсю хозяйничал вокруг озера, питаясь дичью, как наземной так и подводной.

Вода в озере была очень солёной и обладала моющим свойством. Мне частенько приходилось видеть, как задорные ванские девушки, круглолицые и розовощёкие, оголив белоснежные плечи, стоя по колени в воде, полоскали одежду, а затем, обнажившись, погружались в воду. Может, поэтому кожа ванских красавиц была такой белой и привлекательной.

Согласно местной легенде, ассирийская царица Шамирам, та самая, которая страстно возжелала царя Армении Ара Прекрасного, любила купаться в водах озера Наири – именно так называли Ван ассирийцы. Легендарная обольстительница мужских сердец одной из первых почувствовала благотворное влияние вод солёного озера, ибо после омовений кожа становилась нежной и притягивала мужской взгляд.

В Ване отец семейства был непререкаемым авторитетом. Слово его возводилось в ранг закона и все в доме должны были ему безоговорочно подчиняться. При необходимости он имел право наказывать провинившихся домочадцев и этим правом часто пользовался.

Дети в ванских семьях были возведены в ранг культа, я бы даже сказал, божества и неудивительно, что женщина, не родившая детей, считалась ущербной и малопривлекательной.

В Ване существовало несколько обрядов, якобы способствующих плодовитости. Среди них – прохождение через пасть волка. Шкуру волка с раскрытой пастью сшивали кругом, обвешивали разноцветными тряпками и пропускали через неё обнажённую женщину. А безнадёжно бесплодных отправляли высоко в горы к заветному камню плодородия, на который надо было улечься лицом вниз, прижимаясь к нему голым пупком, и лежать подолгу, пока станет совсем невмоготу. После такого похода женщины, действительно, беременели, и если учесть, что мимо того заветного камня пролегали пастушьи тропы, то, естественно, метод был обречён на успех.

В Ване народ отличался отменным чувством юмора. Ванцы любили рассказывать смешные истории про самих себя, не забывая при этом подтрунить и над соседом. Основой всех рассказов была патологическая тяга ванцев к наживе и богатству, которая оправдывалась исключительной заботой о семейном благополучии, ибо всё, что связано с домашним очагом, было свято и непогрешимо.

В Ване верили в чудеса. Было поверье, что на одном из дальних островов озера собираются духи утопленников и жгут по ночам костры. Откуда пошли эти слухи, никому не было ведомо, но ванцы верили им и всячески избегали посещать этот остров. Будучи врачом, я признавал лишь законы природы, скептически относясь к подобным предрассудкам и, дабы развеять страхи, решил однажды лично прогуляться туда.

На берегу меня ждала лодка, и