Домашний быт русских царей в XVI и XVII столетиях - Иван Егорович Забелин

книгах вроде Книги об избрании на царство Михаила Романова, не упоминая о миниатюрах в житиях русских святых, где по преимуществу являются только шаблонные иконописные рисунки двух-трех одежд, однако там и здесь без названий[834]. Весь этот материал сводится к тому, что мы обладаем множеством описаний древней одежды с ее названиями и вместе с тем относительным множеством изображений одежды без ее названий. В этом обстоятельстве и заключается великая трудность, с какою должно проходить исследование древнего костюма.

Древние наши летописи, как и другие древние письменные памятники, не оставили нам подробностей о старом быте, при помощи которых возможно было бы с точностию изобразить всю обстановку древней жизни. Так, относительно древней нашей одежды мы получаем некоторые очень и очень немногие ее названия и не имеем понятия, какого покроя была эта одежда. С другой стороны, мы имеем даже рисунки древней одежды и не можем достоверно сказать, как эта уже видимая нами одежда называлась. Почти на начальных страницах летописи под 1015 г. встречаем имя одежды корзно. Оно в двух-трех случаях поминается и в XII в., потом исчезает. Можно было бы предполагать, что этим именем обозначался ковер, как дает повод к такому заключению одно место летописи. Когда в 1147 г. киевляне, убивая несчастного Игоря Ольговича, раздели его донага, из свитки изволокоша, то Владимир Мстиславич, защищая несчастного, соскочил с коня и обогнул (огорнул) его корзном[835].

Но в 1175 г. также по случаю убиения Андрея Боголюбского корзно и вместе ковер упомянуты рядом[836]. Таким образом, возможно утвердительно предполагать, что именем корзно обозначалась верхняя одежда, именно тот плащ, в котором изображен князь Святослав на первом листе его Сборника.

Может быть, то же корзно именовалось и скутом, как можно заключить из повествования летописи о князе Глебе, который к 1071 г. во время пререканий с волхвами в самом Новгороде, взявши топор под скутом, поразил им волхва, вовсе не ожидавшего такого себе конца. Скут родственно со словом кутать[837]. Упомянем также, что корзно в простом народном говоре могло прозываться именем корзень, как это видно из наименования подмосковных села и волости Корзенево. Поп Корзень[838].

Имя Корзно употреблялось и в собирательном значении корозна. Когда (1016 г.) Святополк Окаянный стал после Владимира княжить в Киеве, он для привлечения дружины и народа на свою сторону поспешил раздать всем дары, овем корозная, а другим кунами[839], и раздал множество всего.

Как бы ни было, но корзном называлась та самая верхняя одежда, плащ Святослава, которая была обычною одеждою у русских князей и бояр с древнего времени и которая была носима и греками черноморских колоний, что должно относиться уже к первым векам Христианства. На греческих надгробных памятниках этого времени нередко изображаются лица именно в таких плащах, очень сходно с изображениями наших князей даже в XIV столетии, как видим в лицевом житии Бориса и Глеба[840].

Это обстоятельство достовернее всего подтверждает ту истину, что русская одежда от глубокой древности задолго до Византийского царства носила в себе облик общеевропейского костюма, получив свое корзно от древних греков и римлян, распространивших этот плащ и по всему варварскому миру в Средние века.

Точь-в-точь как и древнерусские князья, в таком же плаще изображен и германский император Оттон III (985–991 гг.) на современном ему окладе Евангелия[841].

Как бы взамен корзна в XIII столетии появляется коць, или кочь, тоже, по всему вероятию, верхняя одежда, плащ.

Когда в 1245 г. у Батыя в Орде русские князья и бояре уговаривали князя Михаила Черниговского исполнить повеление хана идти через огонь поклониться богам татарским, князь отверг эти советы и, снявши с себя кочь свой, бросил к ним со словами: «Приимите славу света сего»[842]. Если эта одежда обозначала славу света сего, то возможно заключить, что она была в действительности славная одежда, т. е. богатая княжеская одежда.

В 1328 г. московский князь Иван Данилович Калита в духовном завещании отказал сыну своему Ивану «коць великий с бармами». Неизвестно, переменилось ли здесь только имя одежды, или эта одежда была нового покроя и потому уже не называлась прежним именем корзна.

Имени коць-кочь, по-видимому, родственно котыга, упоминаемая в нач. XIV столетия также в значении верхней одежды[843], почему Карамзин и объяснял, что это одно и то же. Действительно, быть может, что так и назывался кочь в простонародной речи. Затем оба эти названия исчезают из летописных указаний.

«Слово о полку Игоревом» (в конце XII в.) упоминает япончицы и кожухи. С того времени эти имена сохранятся до последних дней русской одежды, равно как и свита, свитка, а также убрус и сорочка, упомянутые еще в XI столетии.

Можно с достоверностию полагать, что многие одежды, имена которых появляются только в XV, XVI и XVII столетиях, существовали и в предыдущие века под теми же или под другими древними названиями, сохраняя свой старозаветный покрой или облик.

Так, от половины XII в. мы случайно получаем имя женской одежды: кортель, рясы.

В начале XIII столетия упоминается сорочка.

В половине того же столетия – кожух, сапоги.

В XIV столетии, 1377 г. – охобни, сарафаны муж., шубы, 1382 г. – онучи.

В XV столетии, 1412 г. – терлик, кивер, кабат (немчина 1428 г.). 1469 г. шубы, однорядки[844], сермяги[845].

Любопытно, что у балтийских славян существовали кортель-корталь, шуба.

Кожухом и охобнем прозывались даже городские укрепления в качестве одежды города.

В 1387 г. у града Твери, около валу, рубиша кожух, и землю насыпаша, и ров копаша глубже человека[846].

В 1410 г. новгородский летописец, записывая, как король Ягайло и Витовт побивали немцев и прусов, упоминает, что они, осаждая Мариин город, взяли «того города два охабня, а вышнего третиего не взяша.

В 1411 г. новгородцы ходили на Свию и Свей много иссекоша, а у города у Выбора охабен взем и пожгоша»[847].

Таким образом, эти имена одежд должны относиться к той древности, когда только что начинали строить городские стены.

Можно полагать, что некоторые одежды идут от глубокой незапамятной древности и появлялись в древнерусской стране от богатых высококультурных соседей, например древних персов с востока и от греков и римлян с запада, а также и с юга от мидян, ассирийцев и от других культурных народностей, путем торговли заходивших и в наши страны.

Страбон, писатель-географ нач. I в. по Р. X., рассказывает, что город Танаид, находившийся в устье Дона, служил центром, «общим местом торговли для азиатских и европейских кочевников с одной стороны и для народов, прибывающих на судах» в Азовское море из Черного, с другой стороны. Кочевники доставляли на это торжище рабов, кожи (меха) и другие предметы своего промысла.