Кто владеет словом? Авторское право и бесправие - Дэвид Беллос

еще не родилась сама идея обладания произведениями разума. К началу эпохи романтизма на пирамиду славы уже было сложно взобраться, но система ограниченной по времени защиты авторских прав изменила бизнес-модель издателей, и это стало еще сложнее. Дориа говорил, что его работа – зарабатывать деньги на новых книгах и отдавать их знаменитым людям. Следовательно, он также должен был делать все возможное, чтобы привлекать в свое издательство уже известных писателей и делать их еще более знаменитыми.

17

Литературное наследие

Первые законы об авторском праве основывались на соображениях о правах человека и общественной пользе и ставили перед собой амбициозные задачи. Во Франции они декларировали права гения, в Англии – поощрение обучения, в Америке – содействие развитию науки и полезных искусств. Они давали творцам временную собственность на их произведения и тем самым обеспечивали их (чаще всего только в теории) источником дохода, не зависящим от привилегий или покровителей. Что ожидаемо, эти законы не стремились стимулировать творчество уже умерших авторов.

Французский закон вывел авторское право на новый уровень, предоставив пожизненную защиту на произведения плюс десять лет после смерти автора. Пожизненный срок не зависит от установления даты публикации или регистрации, он работает и в отношении картин, у которых не всегда можно определить время публикации, словом, его проще реализовать. Можно было бы подумать, что изначально продление защиты на десять лет после смерти было направлено на помощь вдовам и сиротам именитых авторов, но нет: речь шла об удовлетворении непосредственных интересов книготорговцев.

Большинство книг – убыточные: большую часть тиража не раскупают, а ту его часть, что все-таки раскупают, берут достаточно быстро. Бывает, что книга продается словно горячие пирожки, но затем о ней забывают. И лишь редкая книга достаточно востребована, чтобы ее можно было раз за разом переиздавать – это долгосрочный успех. Есть также четвертая категория изданий – это те стоящие книги, что очень долго, иногда десятилетиями, ищут свою аудиторию, но по итогу окупаются. В нее попадают крупные издательские проекты (например, словари и энциклопедии), опережающие свое время поэзия и художественная литература, но в особенности многотомные труды по истории, философии и науке – именно этот вид произведений законодатели революционной Франции больше всего стремились поддержать и защитить. Если издатели потеряют контроль над такими работами, если их авторы умрут до того, как тираж окупит свою стоимость, они потеряют большую часть дохода от наиболее важных для них и для страны в целом работ. Это и стало практической причиной введения срока посмертного владения правами, пусть и небольшого по времени. Создатели и не подозревали, каких масштабов последствия они повлекут, заложив правовую основу для невероятного обогащения корпораций в грядущих столетиях.

До этого был лишь один случай, когда наследникам разрешили осуществлять права собственности на произведение после смерти автора. В 1761 году две обедневшие внучки поэта Жана де Лафонтена успешно запросили новую 15-летнюю лицензию на его басни и рассказы. Они утверждали, что, поскольку они были прямыми потомками поэта, «произведения, естественно, принадлежат им по праву наследования, поскольку не существует титула, никакой привилегии, которая лишала бы их этого»[208]. Издатели, обладавшие привилегией на произведения Лафонтена, подали апелляцию, но она была отклонена тайными советниками короля. Нет сомнений, что это исключение было продиктовано сантиментами к Лафонтену, тогда уже занявшему важное место в пантеоне французской литературы, – разве могут внучки столь великого писателя прозябать в бедности?

Этим прецедентом воспользовались спустя несколько десятилетий.

В 1797 году в почтенном возрасте 78 лет умер Мишель-Жан Седен, автор известной пьесы «Философ, сам того не зная» (Le philosophe sans le savoir, 1765). Он неплохо зарабатывал на жизнь писательством, и по закону Лаканаля его произведения были защищены до 1807 года. Его пьесы все еще активно ставились в театрах, что приносило доход около 12 000 франков в год[209]. Но Седен поздно женился и обзавелся детьми, из-за чего, когда истек срок действия авторских прав его вдова и дочь оказались в нищете. Хотя было заранее очевидно, что этот источник дохода иссякнет, они сочли ситуацию несправедливой и обратились к императору с просьбой о помощи. Наполеон I не решился менять закон и продлевать авторские права, но назначил наследницам Седена государственную пенсию в размере 1200 франков в год. Время шло. В 1815 году, после падения Наполеона и восстановления власти Бурбонов, Людовик XVIII увеличил пенсию на 500 франков в год. Но уже в 1819 году, когда умерла вдова Седена, бюрократы сократили пенсию его дочери до 900 франков в год – немногим больше, чем зарабатывал простой ремесленник. Стареющая мадемуазель была одержима идеей, что государство должно ее обеспечивать только потому, что ее фамилия – Седен. Подобно мисс Флайт, ожидающей исхода своего дела в канцелярии в «Холодном доме» Диккенса, она тратила свою жизнь на обивание чиновничьих порогов, чтобы вымолить увеличение своей пенсии, ссылаясь на то, что пьесы ее отца по-прежнему нравились тысячам людей каждый год. Наконец ее делом занялся известный писатель Альфред де Виньи, чье самое известное произведение драматизировало смерть нищего гения Томаса Чаттертона. У Виньи были свои цели, и случай мадемуазель Седен был отличным средством их достичь.

Виньи не призывал к возвращению наследуемых прав собственности на литературные произведения. Писатели, утверждал он, освободились из рабства у держателей привилегий и избавились от оков цензуры, а следовательно, больше не были лакеями покровителей – теперь они сами были элитой и получили право считаться частью буржуазии. Но как они могли присоединиться к собственникам-буржуа, если их произведения не рассматривались как наследуемые активы и потому не были собственностью в истинном смысле слова? Для решения этой проблемы Виньи заимствовал идеи у критиков закона об авторском праве, сформулированные в Англии в 1830-х годах. Он пытался найти баланс между общественным интересом (более широком доступе к книгам) и предполагаемой потребностью автора обеспечивать свое потомство так же, как и любой другой буржуа. В итоге его решение выглядело так: пусть выгодные права на произведения принадлежат авторам на протяжении всей их жизни; после этого они должны перейти в общественное достояние, так что любые издатели могли бы выпускать их и конкурировать друг с другом, снижая цену на издания и делая их более доступными – только при условии выплаты процентов с каждой проданной книги наследникам писателей, причем у этого условия не было ограничений по срокам.

Эта схема, чем-то напоминающая принудительное лицензирование патентов, стала известна как «оплачиваемое общественное достояние» (domaine public payant)[210]. Ее опробовали в Канаде и других странах мира, а в полной мере она сегодня реализована в сфере исполнения музыки. В современной Франции domaine public payant вошла в политическую программу одной