Черная книга - Александр Григорьевич Домовец

время вечернего обхода вы принесли с собой банку с некой жидкостью. Её вы собственноручно разлили по стаканам и буквально заставили больных выпить. Это, мол, хорошее снотворное…

— И что с того?

— А то, что никто в этой палате на бессонницу не жаловался. Удивились, но врачу отказать не посмели. И заснули, как убитые. Потому и не слышали ничего, когда убийца проник в палату. — Выдержал паузу. — Он, правда, — и мы это знаем — умеет передвигаться бесшумно. Такой интересный человек. Однако вы решили подстраховаться и фактически усыпили больных. Одного из них в каком-то смысле навсегда…

Петренко грозно засопел. Я подумал вдруг, что Морохин пристава убедил и сейчас тому очень хочется Бутылкина придушить. Убили-то не кого-нибудь — своего брата полицейского…

Бутылкин медленно поднялся.

— Всё это бездоказательные разговоры, — заявил он тускло. Заметно было, что растерян. — Действительно, кое-какие обстоятельства складываются так, что меня можно заподозрить… Но это ничего не значит! Любой адвокат на суде камня на камне от ваших измышлений не оставит!

— Вот! — перебил Морохин, поднимая палец. — Вы мыслите в правильном направлении. Суд будет обязательно, потому что ваше соучастие в убийстве я докажу. Это я ведь с вами пока беседы беседую. А в ближайшие дни начну допросы допрашивать. И можете не сомневаться — сами всё расскажете. И не таких, как вы, на чистую воду выводил. (Я внутренне поёжился, настолько жёстко говорил сотоварищ.) А пока я вас задерживаю до выяснения обстоятельств. — Морохин повернулся к приставу. — Тарас Иванович, будьте любезны забрать этого господина к себе в участок на денёк. Постановление о задержании я нынче подошлю. А потом переведу в тюрьму.

— Сделаем, Дмитрий Петрович, — солидно сказал Петренко.

Бутылкин тряхнул головой, словно не веря ушам.

— Меня? В тюрьму? Да вы права не имеете!

— То есть как это не имею? — искренне удивился Морохин. — Я действую строго в рамках российского законодательства. А вы до начала допросов посидите, подумайте, сочините аргументы в свою пользу… Кстати, не хотите ли сказать, какой гадостью вчера вечером пациентов напоили?

— Обычное снотворное, — окрысился Бутылкин, бледнея. — Из больничных запасов.

— Ой ли? А почему же у всех трёх соседей Кускова с утра головы трещат, как с похмелья? Это у вас все больничные препараты на людей так плохо действуют или выборочно? Впрочем, я выясню, выясню…

— Каким образом? — вырвалось у Бутылкина.

Морохин подмигнул.

— Один из пациентов, Митрохин, с утра свой стакан вымыть не удосужился. Я этот стакан с остатками питья у него изъял и сейчас отправлю на криминалистическую экспертизу. Вот пусть учёные люди разберутся, что вы там намешали. Может, обычное снотворное. А может, что посерьёзнее, чего в больничных запасах не водится.

Петренко с Васильевым повели Бутылкина к выходу. У двери тот обернулся и, с ненавистью глядя на Морохина, выкрикнул:

— Всё равно ничего не докажешь… сатрап!

— Не болтай тут, — прикрикнул Петренко, толкая Бутылкина в спину. — Ещё на допросах наговоришься.

В палате мы остались одни. Морохин сел на кровать и достал портсигар. Сев рядом, я дружески положил руку на плечо.

— Браво, Дмитрий Петрович! Прямых улик пока нет, но цепочка косвенных доказательств убедительная. И реакция Бутылкина подозрительна. Как вы насчёт него догадались-то?

— Догадка не сложная, говорю без всякого кокетства… Убийца всё сделал без сучка без задоринки. Как это у него так гладко получилось? Ясно же, что в больнице был надёжный сообщник, и солидный притом, скорее всего, не санитар какой-нибудь, не медсестра. Ну, а кем является этот сообщник, я понял из опроса соседей Кускова.

— И как вы собираетесь выводить его на чистую воду?

Затушив папиросу о подошву ботинка, Морохин метко швырнул окурок в окно.

— Для начала надеюсь на результат экспертизы. Подозреваю, что Бутылкин опоил пациентов каким-то сильным наркотическим снадобьем, какого в больничных запасах нет. На это указывает утреннее состояние больных. Если так — вот вам прямая улика… Впрочем, есть и другие способы добиться искренности. — Взглянув на меня, уточнил: — Логика и психология, Кирилл Сергеевич, ничего более. Физических методов воздействия не практикую.

«Слава богу», — подумал я. Морохин был мне по душе и не хотелось бы думать, что на допросах он распускает руки. Вслух спросил:

— Он, кстати, на пороге сгоряча сатрапом вас обозвал. Ничего не напоминает?

— Как же, напоминает, — ответил Морохин, не задумываясь. — По отношению к представителям власти — любимое словечко наших карбонариев-революционеров независимо от партийной принадлежности.

— Оно самое. Как полагаете, случайно вырвалось?

— Вырвалось, может, и случайно. А вот что в лексиконе нашего эскулапа есть такой термин, само по себе любопытно. Уж очень слово специфическое. Мирные обыватели таким не пользуются.

Морохин был совершенно прав. В голове заклубились какие-то невнятные мысли, образы, ассоциации… Я ещё не мог их сформулировать, но возникло смутное ощущение (всего лишь ощущение!), что, взяв врача, мы неожиданно коснулись некой силы. Той самой, которая опасалась Себрякова и погубила его.

— Сам ли по себе действовал Бутылкин или кто-то ему приказал? — подумал я вслух.

Усмехнувшись, Морохин остро взглянул на меня.

— Поздравляю, Кирилл Сергеевич. Мы, кажется, сработались и мыслим в одном направлении, — произнёс он. — Представьте себе, я тоже об этом подумал. Будем выяснять на допросах.

Ну и славно… Резко меняя тему разговора, я сообщил:

— Пока суд да дело, я ещё вам не сообщил, что по линии моей службы пришли сведения из Англии.

— Из Англии? — удивлённо переспросил Морохин.

Совсем ему голову Бутылкин заморочил…

— Ну да. Мы ведь говорили, что за три недели до убийства Себряков туда ездил с неизвестной целью.

— Точно! Что-то я забегался… Так удалось выяснить, что он там делал?

— Удалось, Дмитрий Петрович. Себряков встречался с живущей в Лондоне госпожой Эттвуд.

И опять, чёрт бы меня побрал… О том, что Себряков ездил в Англию для встречи с этой дамой, я знал давно. Однако вышестоящие инструкции, полученные перед командированием в полицию, вязали меня по рукам и ногам. О полной откровенности с Морохиным не было и речи. Информацию приходилось дозировать. И потому уже имеющиеся сведения я выдал за только что полученную новость.

— Госпожа Эттвуд, — задумчиво повторил Морохин, словно пробуя фамилию на вкус. — А она кто?

— Вообще-то она вдова известного лондонского адвоката. Но дело не в