Судьба и случай. Стихи из разных книг - Татьяна Витальевна Кузовлева

этот путь осилим сами,

Лишь только бы и завтра дом

Был так же полон голосами.

«Июльский день завис на половине…»

Июльский день завис на половине

И повернул неспешно на закат.

А вечером гудел огонь в камине,

Потрескивали сучья невпопад.

И дом напоминал старинный замок,

Обитель привидений и химер,

Где действо драмы под названьем «Амок»

Игралось на классический манер.

Сгорали души, рушились чертоги.

Что мнилось вечным, обращалось в прах.

И каждый молча вспоминал ожоги,

Хранимые в глубоких тайниках.

Чередовались сполохи и тени

Страстей, неразличимых в свете дня.

И я сидела, обхватив колени,

Не смея отвернуться от огня.

«Жаркое лето пошло на излом…»

Жаркое лето пошло на излом.

Август пока ещё болен июнем.

Бабочка с выщербленным крылом

Ласково льнёт к разноцветным петуньям.

Словно бы ищет себе лепесток —

Чтобы легко, прихотливо, двукрыло

С новою силою в новый поток

Влиться, покамест душа не остыла.

Поторопись, пока в небе светло,

Зной неразлучен с тягучей ленцою.

Благословляю твоё ремесло —

Метить соцветия нежной пыльцою.

Кто-то по жизни идёт напролом,

Кто-то петляет, пока не собьётся.

Бабочке c выщербленным крылом

Путь этот втрое труднее даётся.

Если бы смела и если б могла,

Пристальным взглядом бы восстановила

Этот обломленный контур крыла,

Режущий сердце с фантомною силой.

«Пахнет хвоей и древесной прелью…»

Пахнет хвоей и древесной прелью,

Сыростью пропитана кора,

И уводит прямо к подземелью

Круглая кротовая нора.

Там кипят вслепую чьи-то страсти,

Там свои и звуки, и следы,

Там вслепую кто-то рвётся к власти,

Множа разветвлённые ходы.

А под небом августовской сини,

Поборов смятенье и испуг,

Мчит на парусящей паутине

Воздухом подхваченный паук.

Мы единой связаны любовью —

Не забыть и не перечеркнуть.

Молча нору обхожу кротовью,

Паутине уступаю путь.

Да свети́тся правило земное:

Жить, не разрушая, а творя,

И того, что создано не мною,

Не губить и не тревожить зря.

«Это снова сентябрь…»

Это снова сентябрь.

Это снова, лишая покоя,

Птицы тянутся к югу,

Прощально и длинно крича.

Это снова сентябрь

Со своей золотою пургою

Слишком близко прошёл

И небрежно коснулся плеча.

Я не знаю, зачем

Повторяется снова и снова

Как дурман, как виденье,

Как знак, неразгаданный мной,

Этот день в сентябре,

Когда самое нежное слово,

Не найдя адресата,

Кружится, как лист, над землёй.

И среди заблудившихся слов

И оспоренных истин

Я иду невидимкой —

Ни тени за мной, ни следа.

Эта жизнь промелькнула,

Как солнечный зайчик по листьям,

И меня унесла,

Так и не объяснив мне, куда.

Сквозь снег

1997

«Вам, кто меня за плечи взяв…»

Вам, кто меня за плечи взяв

Однажды, как сестру,

Привёл меж заповедных трав

К полночному костру;

Кто мне не пожалел тепла,

Кто ждал меня в дому,

Вам всем, к кому я трудно шла

И шла легко к кому;

Вам, с кем свело меня само

Доверье – взгляд во взгляд,

Я не стихи пишу – письмо

Который год подряд.

Покамест ветер поберёг

Моей судьбы свечу,

С надеждою: «Храни вас Бог!» —

Я над письмом шепчу.

И там, где вас пугает тьма,

Где вы – никто, ни с кем,

К вам свет от моего письма

Дойдёт сквозь холод стен.

Дойдёт – и припадёт к вам сам

В звенящей тишине,

Как я бы вдруг припала к вам

Или как вы – ко мне.

Сирень

Восторг поборов и смиренье,

Смыкая с ладонью ладонь,

Иду я на запах сирени —

На синий и белый огонь.

Упрямо на белый и синий

Иду – и вздымается страх:

Есть что-то от хищных актиний

В распахнутых этих кустах:

Вот-вот мою волю отнимут

И властно шепнут: – Покорись!

И так меня крепко обнимут —

Не вырваться и не спастись.

Лишь ярче займётся горенье,

Дурман разнося за версту,

Да новая ветка сирени

Качнётся на горьком кусту,

И тайна великая свяжет

Рожденья и смерти исток.

И счастье кому-то предскажет

Её пятипалый цветок.

«Рождённый боем, выживший в бою…»

Рождённый боем, выживший в бою,

Шагавший по угольям раскалённым,

Мужчина вспоминает жизнь свою

По женщинам, в которых был влюблён он.

По тем, с кем ночь была светла, как день.

По тем, с кем день был непроглядней ночи.

Ступень, ступень, ещё одна ступень.

И там, где память изменяет, – прочерк.

То чей-то смех, то чей-то строгий суд.

То чей-то гнев, то чьё-то нетерпенье.

Вверх или вниз по памяти ведут

Любви прошедшей светлые ступени?

Вверх или вниз – но им не прекословь.

На каждой начиналась жизнь сначала.

По существу, была одна любовь —

Лишь имена