Василий Тёркин - Александр Трифонович Твардовский

могу помочь.

Тут старуха застонала:

— Сало, сало! Где там сало…

Тёркин:

— Бабка, сало здесь.

Не был немец — значит, есть!

И добавил, выжидая,

Глядя под ноги себе:

— Хочешь, бабка, угадаю,

Где лежит оно в избе?

Бабка охнула тревожно,

Завозилась на печи.

— Бог с тобою, разве можно…

Помолчи уж, помолчи.

А хозяин плутовато

Гостя под локоть тишком:

— Вот что значит мы, солдаты!

А ведь сало под замком.

Ключ старуха долго шарит,

Лезет с печки, сало жарит

И,страдая до конца,

Разбивает два яйца.

Эх, яичница! Закуски

Нет полезней и прочней.

Полагается по-русски

Выпить чарку перед ней.

— Ну, хозяин, понемножку,

По одной, как на войне.

Это доктор на дорожку

Для здоровья выдал мне. —

Отвинтил у фляги крышку:

— Пей, отец, не будет лишку.

Поперхнулся дед-солдат.

Подтянулся:

— Виноват!..

Крошку хлебушка понюхал,

Пожевал — и сразу сыт.

А боец, тряхнув над ухом

Тою флягой, говорит:

— Рассуждая так ли, сяк ли,

Все равно такою каплей

Не согреть бойца в бою.

Будьте живы!

— Пейте.

— Пью…

И сидят они по-братски

За столом, плечо в плечо.

Разговор ведут солдатский,

Дружно спорят, горячо.

Дед кипит:

— Позволь, товарищ.

Что ты валенки мне хвалишь?

Разреши-ка доложить.

Хороши? А где сушить?

Не просушишь их в землянке,

Нет, ты дай-ка мне сапог,

Да суконные портянки

Дай ты мне — тогда я бог!

Снова где-то на задворках

Мерзлый грунт боднул снаряд.

Как ни в чем — Василий Тёркин,

Как ни в чем — старик солдат.

— Эти штуки в жизни нашей, —

Дед расхвастался, — пустяк!

Нам осколки даже в каше

Попадались. Точно так.

Попадет, откинешь ложкой,

А в тебя — так и мертвец.

— Но не знали вы бомбежки,

Я скажу тебе, отец.

— Это верно, тут наука,

Тут напротив не попрешь.

А скажи, простая штука

Есть у вас?

— Какая?

— Вошь.

И, макая в сало коркой,

Продолжая ровно есть,

Улыбнулся вроде Тёркин

И сказал:

— Частично есть…

— Значит, есть? Тогда ты — воин,

Рассуждать со мной достоин.

Ты — солдат, хотя и млад,

А солдат солдату — брат,

И скажи мне откровенно,

Да не в шутку, а всерьез,

С точки зрения военной

Отвечай на мой вопрос.

Отвечай: побьем мы немца

Или, может, не побьем?

— Погоди, отец, наемся,

Закушу, скажу потом.

Ел он много, но не жадно,

Отдавал закуске честь,

Так-то ладно, так-то складно,

Поглядишь — захочешь есть.

Всю зачистил сковородку,

Встал, как будто вдруг подрос,

И платочек к подбородку,

Ровно сложенный, поднес.

Отряхнул опрятно руки

И, как долг велит в дому,

Поклонился и старухе,

И солдату самому.

Молча в путь запояса́лся,

Осмотрелся — всё ли тут?

Честь по чести распрощался,

На часы взглянул: идут!

Все припомнил, все проверил,

Подогнал и под конец

Он вздохнул у самой двери

И сказал:

— Побьем, отец…

В поле вьюга-завируха,

В трех верстах гремит война.

На печи в избе — старуха.

Дед-хозяин у окна.

В глубине родной России,

Против ветра, грудь вперед,

По снегам идет Василий

Тёркин. Немца бить идет.

О потере

Потерял боец кисет,

Заискался, — нет и нет.

Говорит боец:

— Досадно.

Столько вдруг свалилось бед:

Потерял семью. Ну ладно.

Нет, так на́ тебе — кисет!

Запропа́стился куда-то,

Хвать-похвать, пропал и след.

Потерял и двор и хату.

Хорошо. И вот — кисет.

Кабы годы молодые,

А не целых сорок лет…

Потерял края родные,

Все на свете и кисет.

Посмотрел с тоской вокруг:

— Без кисета как без рук.

В неприютном школьном доме —

Мужики, не детвора,

Не за партой — на соломе,

Перетертой, как костра.

Спят бойцы, кому досуг.

Бородач горюет вслух:

— Без кисета у махорки

Вкус не тот уже. Слаба!

Вот судьба, товарищ Тёркин.

Тёркин:

— Что там за судьба!

Так случиться может с каждым, —

Возразил бородачу, —

Не такой со мной однажды

Случай был. И то молчу,

И молчит, сопит сурово.

Кое-где