Советская одноактная драматургия, 1982 - Ксения Николаевна Мануйлова

меня?

Б е х р у з (берет стул, ставит его рядом с кроватью, садится). Слышал, но не помню…

Б о б о  А л и м. Да, конечно-конечно, тогда ты был маленьким. В последний раз я тебя видел, когда ты учился не то в первом, не то во втором классе.

Б е х р у з (резко вскакивая). Я хочу, чтобы вы сами рассказали. Вы ведь спасли меня во время пожара?

Б о б о  А л и м. Что с тобой, сынок?

Б е х р у з. Прошу — ответьте!

Б о б о  А л и м. Если ты Бехруз и сын моего друга Каримджона, то было такое.

Б е х р у з (медленно садится на стул, обхватив голову руками). Как все случилось тогда?

Б о б о  А л и м. А разве отец тебе не рассказывал?

Б е х р у з. Я хочу услышать от вас. И не спрашивайте почему, прошу вас!

Б о б о  А л и м. Ну, хорошо, хорошо, постараюсь вспомнить… (Пауза.) Тогда ты был совсем маленьким, сынок. Два с половиной года тебе было. Квартира ваша находилась на третьем этаже. Мать уложила тебя спать, а сама пошла за молоком. В это время, видимо, из печки горящие угольки выпали на пол. Чуть в сторонке стоял бидончик с керосином. Ну, вот тебе и причина пожара.

Б е х р у з (нетерпеливо). А дальше что?

Б о б о  А л и м. Когда мы подъехали, то в квартиру войти было уже трудно. Я услышал детский плач — и забыл все на свете, все! Набросил на себя мокрые мешки — и рванулся. В комнате от дыма ничего не было видно. Нашел тебя, потерявшего сознание, завернул в мокрый мешок и повернул назад. Сколько времени прошло, я не помню. Я отдал тебя кому-то. Через несколько часов очнулся на больничной койке. Голова, руки, лицо — все забинтовано…

Б е х р у з. Эх, лучше бы вы не спасали меня в тот день!

Б о б о  А л и м. Почему? Почему ты так говоришь, сынок?

Б е х р у з. Вы не знаете, не знаете… (Встает и взволнованно шагает по палате.) Вчера ночью… Я не могу сказать. (Вытаскивает из кармана черную повязку.)

Б о б о  А л и м. Что? Не верю!

Б е х р у з. Вчера, когда отец рассказал о случившемся… я понял, что старик — это вы…

Б о б о  А л и м. Вот тебе на! Разве я, спасая тебя от смерти, думал?..

Б е х р у з. Я готов голову себе отрубить!

Б о б о  А л и м (спокойно). Утром отец говорил о тебе с гордостью. Оказывается, вот какие у тебя вечерние занятия и подготовка к экзаменам.

Б е х р у з (вытаскивает из кармана деньги и кладет на уголок кровати). Вот, отец, возьмите!

Б о б о  А л и м. Бехруз, как ты решился пойти на такое? Что тебя заставило?

Б е х р у з. Я вам не могу объяснить, не могу! Прошу вас, не говорите больше ничего. Поверьте, что никогда… как вам объяснить. Клянусь! (Сжимает черную повязку, а потом швыряет в урну.)

Б о б о  А л и м. Бехруз, передай отцу привет. Приходи завтра. Обязательно приходи!

Б е х р у з  пристально смотрит на Бобо Алима, хочет что-то сказать, но тут же опускает голову и торопливо уходит из палаты. Бобо Алим вздыхает и долго смотрит в окно.

Ф. Мусаджанов

КАПИТАНЫ ГОЛУБЫХ КОРАБЛЕЙ

Пьеса в одном действии, трех картинах

Перевод с узбекского автора.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

ИСМАИЛ.

НУРИ — его мать.

ФАТТАХ — брат Нури.

ТЕТУШКА САЛИМА.

ТУРСУНА — бригадир механизаторов.

ИНОБАТ — механизатор.

ДЕВУШКИ-МЕХАНИЗАТОРЫ.

Действие происходит в наши дни.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Кабинет директора Дома моделей  Н у р и.

Н у р и (говорит по телефону). Я вас еще раз прошу, позвоните завтра… Вы тоже меня поймите. Сейчас я не могу, пощадите. С минуты на минуту должны… ну не могу, хорошо, позвоните попозже. Уф… (Кладет трубку, но тут же раздается звонок. Поднимает трубку и кладет на рычаг.)

Входят щеголевато одетые  Ф а т т а х  и И с м а и л. У Исмаила в руке футляр со скрипкой.

Наконец-то! Ну как?!

Ф а т т а х. Да все так…

Н у р и. Как это — так? Яснее можешь?

Ф а т т а х. Спроси у него самого.

Н у р и (сыну). Сдал?

Исмаил молчит.

(Фаттаху.) Да говорите же, сердце разрывается!

Ф а т т а х. А что можно ждать от этого оболтуса?!

Н у р и. Опять провалился?

Ф а т т а х. Ну.

Н у р и. Ты же сказал, что договорился с преподавателями.

Ф а т т а х. В любом случае он должен был хоть что-нибудь промямлить.

Н у р и (сыну). Неужели ты стоял и молчал? (Берет скрипку.) Это что? Что это, я тебя спрашиваю?

И с м а и л. По-моему… барабан.

Н у р и. Не паясничай! Другой на твоем месте эту деревяшку соловьем бы петь заставил. А ты… Они тебя хотя бы послушали?

И с м а и л. Послушали.

Н у р и. Ты им сыграл что-нибудь?

И с м а и л. Да.

Н у р и. И что они сказали?

И с м а и л. Сказали: «Довольно».

Ф а т т а х (хихикает). Восхитительно!

Н у р и. Во всем виновата твоя проклятая страсть к машинам! Вся квартира завалена книгами и журналами о машинах, ступить негде. Сегодня же все до единой изорву! (Фаттаху.) И ты хорош, он роется в твоей машине как в собственной! (Сыну.) Только посмей теперь подойти к этой керосинке.

Ф а т т а х. Вот это разговор!

Н у р и. Исмаил, побудь в приемной.

И с м а и л. С превеликим удовольствием. (Уходит.)

Ф а т т а х. Вот так. Ему море по колено.

Н у р и. Ну, бедняжке тоже нелегко. Два года подряд в институт попасть не может. Извелся весь… Сколько раз уж зарекалась не попрекать его, а не могу сдержаться.

Ф а т т а х. Почему это ты должна сдерживаться? Проучить его надо как следует. А у тебя никакой строгости нет.

Н у р и. Легко холостяку рассуждать. Были бы у тебя дети, понял бы. Он у меня один-единственный, вот и берегу его как зеницу ока.

Ф а т т а х (смотрит на часы). Ну что же, я, пожалуй, пойду. В три у меня репетиция.

Н у р и. Ой, да как же ты меня оставишь одну со своей бедой!

Ф а т т а х. Чем я могу помочь? Я не волшебник…

Н у р и. Надо что-то предпринять… Хватит и того, что он год без дела болтался. Как ему теперь людям на глаза показаться! Нет-нет, какой-то выход найти нужно.

Ф а т т а х. Какой, например?

Н у р и. Мы должны устроить его куда-нибудь на работу.

Ф а т т а х. Опять? Я ведь сколько вариантов предлагал, но ни один тебе не по душе. Раз он машины любит, пусть будет шофером. А ты что? Категорически против. О заводе, фабрике ты и слышать не желаешь.

Н у р и. Разве такая работа по плечу этому растяпе? И потом… хотелось бы что-нибудь получше.

Ф а т т а х. А чего именно?

Н у р и. Не горячись! На худой конец пусть по твоим стопам пойдет — в искусство.

Ф а т т а х. В искусство? Но ведь он даже хористом не смог!

Н у р и. Верно. Там народу — полная сцена. Разве его кто-нибудь услышит? Вот он и сбежал на третий день. Я бы хотела, чтобы он солистом стал, как ты.

Ф а т т а х. Только и всего? Да для этого способности нужны, терпение, голос, наконец!

Н у р и (кричит). Тогда найди ему другую работу!

Ф а т т а х. Какую? Поваром, кондуктором, продавцом, почтальоном?

Н у р и. Ни