Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

а то попросит пришить ему пуговицу на пиджаке, которую только что сам нарочно оторвал — я сразу вижу по ниткам…

А л е ш. Не смейтесь над ним, Франтишка! Он, как и я, нуждается в сочувствии. Дядя Лекса всю жизнь прожил без любви, всю жизнь его угнетали. И все же: если на древе нашего рода и была нежная и чувствительная ветвь и если кто-то из нашего рода достоин солнца и света, так это только он. Они с отцом то же, что мы с Ришей. Отец все… он ничего. Отец под солнцем, а ему суждено прозябать в тени отцовской славы. А по существу, три патента, которые принесли самый большой доход фабрике, принадлежали дяде, они родились в его голове. Отец только приспособил их к реальным условиям, утилизировал.

Ф р а н т и ш к а. Что значит «утилизировал»?

А л е ш. Использовал, Франтишка… Идею подал дядя Лекса, а в дело ее пустил отец, и денежки, которые она принесла, присвоил себе.

Ф р а н т и ш к а. Это же некрасиво, нечестно.

А л е ш. Разумеется. Но jetzt noch nicht diese Töne…[114] Разрешите мне еще немного идти своим путем. Не заставляйте меня тащиться по колее пыльной дороги. (Пауза. Погружается в воспоминания, дрожит и закрывает глаза ладонью.) Да… ужасно было без вас, ужасно было здесь, пока вы не пришли. Да… страшно даже вспомнить об этом. Я стоял на краю, на самом-самом краешке пропасти. Был на волосок от гибели на ее дне. Ведь я, подумайте только, себя совсем не берег. Постоянно пил, упивался всем. Да, представьте себе, я ходил в скверные места, в публичных домах бывал… хотя делать там мне было нечего. По крайней мере раза два-три напивался… с девками. Это было еще страшнее, чем пить просто одному.

Ф р а н т и ш к а (пытается отвести его руки от лица и поцеловать его в лоб). Бедняжечка!

А л е ш (сопротивляется). Нет… нет… пока нет! Вот когда я одержу победу. Когда стану сам себя уважать! Когда спою вам свою победную песню. Паду перед вами на колени и зацелую всю… от носка туфелек до последнего волоска на голове. Ни одного местечка не оставлю нецелованным. Клянусь вам.

Ф р а н т и ш к а (вспыхнув румянцем). Паныч, опомнитесь, что вы говорите?

А л е ш. Нет, нет, он еще не одержал надо мной верх. У меня свое оружие — м-моя песня. Моя песня тоже что-то значит. Искусство — это нечто, и у него есть, должна быть, власть над чистым с-сердцем. Вы понимаете, Франтишка? Иначе грош ему цена, ведь правда?

Ф р а н т и ш к а (задумчиво). Не знаю, но музыка меня печалит. Когда слышу красивую песню, хочется умереть.

А л е ш. «Печалит». Да это и есть то чистое воздействие, которое одолевает и уничтожает его скверное. Запомните, Франтишка, ведь я все вижу, я наблюдаю. Вижу, что он вам нравится, что вы от него без ума. Недавно я наблюдал, как вы из окна глядели ему вслед, пока он не завернул за угол. А на днях вы вышли из его комнаты… какая-то вся взволнованная… А его дома не было. Я потом проверил: постучал в дверь, а там тихо. В комнате никого.

Ф р а н т и ш к а (зардевшись). Вы правы, он мне нравится. Зачем врать и отпираться? В нем все мне нравится: и как он голову держит, и как ходит, и как сидит, закинув ногу за ногу, и как прищуривается, зажигая сигарету. А в комнате у него так красиво… красиво, как нигде. Только вхожу туда — у меня аж дух захватывает. А в тот раз, когда вы за мной следили, я и впрямь чуть сознания не лишилась… так чудесно повеяло на меня какими-то особыми мужскими духами, пролитыми на столе, запахом перчаток и дымом сигарет.

А л е ш (горестно кивает). Да, так бывает всегда. Он зачаровывает своим взглядом, и никто не может на него сердиться. Кроме меня, у которого он всегда вырывал кусок изо рта. Но в конце концов и я с этим смирился и едва не стал хвалить его. Что за власть у него над людьми? Он идет по жизни, словно по аллее, насвистывая озорной куплетик, и при этом срывает и губит все, что попадет ему под руку: цветы, плоды, улыбки, женщин. И все опозоренное и сорванное им еще благодарит его за то, что он соизволил снизойти к нему… У него есть все, чего нет и никогда не будет у меня: блеск, ореол, внешность, сила, смелость, долгий, здоровый, глубокий сон и спокойная совесть при самых отвратительных подлостях. (После паузы, взволнованно.) Только вами, вами, Франтишка, он не посмеет обладать, с-слышите — не смеет обладать… иначе я не с-смогу жить. (Бросается к Франтишке, умоляюще складывая руки.)

Франтишка отворачивается от него.

Нет, вами он не смеет обладать. Он погубит вас. Использует, высосет и затем бросит, р-растопчет и оп-оплюет. Он жестокий. Идет своим путем, словно чума… словно смерть… словно война.

Франтишка молчит, закрыв лицо ладонями.

(Хватается за голову.) О-о-о… ужас! Он уже обладает вами! Он уже взял вас!

Ф р а н т и ш к а. Нет! Что вы обо мне думаете, паныч? Нет, клянусь вам памятью своего покойного отца… всем, что мне свято: нет!

А л е ш. Хвала богу! Я защищу вас от него. Только доверьтесь мне: я все сделаю. Мне необходима ваша вера, вера ваша нужна. Ведь вы знаете, что моя комната (показывает на потолок) наверху, над вами. Я постоянно буду разговаривать с вами своей скрипкой. В нужный момент она зазвучит, в нужный момент подаст голос. Я проникну к вам, отыщу к вам путь, прожгу его, даже если нас будут разделять более толстые стены, найду вас даже за морем. Я люблю вас, а у любящего есть дар провидения, он знает, что и когда нужно тому, кого он любит. Истинная любовь — творческая, Франтишка. Современная философия этот дар видеть и заглядывать в душу другого называет интуицией. Поверьте в меня, я издали почувствую оп-опасность, что вам грозит, и дам о себе з-знать в нужный момент. О, я сумею охранить… сумею защитить того, кого люблю. Слышится поворот ключа и шум из прихожей.

Ф р а н т и ш к а (испуганно вскакивает). Господи! Сударыня! (Опомнившись, почти кричит.) Пишите же, паныч! Шесть мужских кальсон…

Алеш испуганно бросается к кровати Франтишки, чтобы укрыться за ширмой.

Входит  п а н и  К о с т а р о в и ч, подносит лорнет к глазам и пытливо оглядывает кухню.

Целую руку, сударыня.

П а н и  К о с т а р о в и ч (увидев Алеша на пути к укрытию). Tiens![115] Да, конечно. Где тебе еще быть. Ищу его по всему дому… и не пришло мне, глупой, в голову, что паныч любит развлекаться со служанкой. Раньше ты предпочитал кучера, но das ewig weibliche