Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

(отряхивает пальто). Чтоб я еще когда-нибудь ползала как крот под землей!

Д з и н т р а. Под Ригой, Бонифация…

Н а т а. А мне понравилось. И страшно было и феноменально.

Ю р и к с о н. Прошу подняться на земную поверхность!

Все, разговаривая, поднимаются наверх.

В передней гардероба общество останавливает Эглитис.

Э г л и т и с. Бония, разумно ли такой толпой идти в женское общежитие? Взгляни на часы!

Б о н и ф а ц и я. Надо же сдвинуть бокалы по случаю встречи нашей семьи. (Смотрит на Казимира.) С сыном, я имела в виду!

К а з и м и р. Я сразу понял, что с сыном.

Б о н и ф а ц и я. Ты!

Зазвучала транзисторная музыка.

Все смотрят в сторону вестибюля.

Ш т о к м а н и с. Почему таких не ловят и не заставляют силком работать, не могу понять.

К а з и м и р. Если бы месяц назад ты видел на улице Прейли меня…

Б о н и ф а ц и я. Ну, уж таким-то ты не был.

Музыка приближается. Появляются  К в а к  и  Д ж о.

Андрис энергично двинулся было вперед, но Ната быстро догоняет его и хватает за руку.

К в а к  и  Д ж о  скрываются.

Ю р и к с о н. Произвели ротацию вокруг оси антенны транзистора на сто восемьдесят градусов.

Р о м а н о в с к и й. Сказал бы просто и ясно: осуществили замысел удаления в противоположном направлении.

Внизу появляется  В и л и с  Н о р е й к о. Он подходит к лестнице, но не поднимается, а садится на чурбан.

Ш т о к м а н и с. Космы до пояса, на штанинах бубенчики… Глаза бы не глядели.

К а з и м и р. Ты, Штокманис, уже не понимаешь молодежи.

Ш т о к м а н и с. Что это за молодежь, позор. Мой старший сын медицину изучает, и я великолепно его понимаю, потому что и сам в молодости мечтал о том же. Нашего Иманта с Айваром понимаю — работают парни, учатся… Вот она, наша молодежь, а не…

К а з и м и р. Давай не будем судить по внешности. Дзинтра прекрасна в своем мини-макси платье, но разве поэтому…

Б о н и ф а ц и я. Кази, куда это ты у меня смотришь?

К а з и м и р. Но разве поэтому менее очаровательна Ната в своих, я извиняюсь, брюках и куртке? Где это сказано, что все должны одеваться и причесываться на один манер?

Ш т о к м а н и с. Почему на один манер?

Н а т а. А вы, товарищ Штокманис, видели когда-нибудь пилораму?

Все рассмеялись.

Ю р и к с о н. Вы находитесь среди строителей, девушка, а товарищ Штокманис к тому же прораб Елгавской МСО{69}.

Н а т а. Об МСО не знаю, но один мой знакомый, который работает на Рижском молочном комбинате, корову видел только из окна электрички, сам мне рассказывал… Я хотела сказать, что до пилорамы бревна удивительно разные — толстые и тонкие, со всякими интересными изгибами, а после все выходят совершенно одинаковыми… При виде этого у меня мурашки по коже побежали.

Ю р и к с о н. Не хватало еще, чтобы бревна выходили из пилорамы с интересными изгибами!

Р о м а н о в с к и й. Балки перекрытия, например!

Ш т о к м а н и с. Никакого потолка в доме не получится, девушка, если все балки не будут иметь строго одинакового поперечного сечения, особенно это касается высоты, но и по ширине заметные отклонения недопустимы.

Ю р и к с о н (Нате, строго). Поняли?

К а з и м и р. Дети человеческие, Штокманис, это тебе не балки, не стропила, не опоры, не…

Ш т о к м а н и с. Разве я утверждаю подобное?

К а з и м и р. Утверждать пока не утверждаешь, но, если б только тебе позволили, ты, наверно, завел бы что-то вроде этого. Теперь я тебя знаю.

Б о н и ф а ц и я. Ну что это, милые, мы тут стоим? Нельзя ли беседовать в комнате за столом? Улдис, ты у нас староста курса!

Э г л и т и с. Боюсь, что вскоре все мы будем гулять с длинными волосами и бородою, но тем не менее пошли.

Ш т о к м а н и с. Никогда не бывать этому.

Э г л и т и с. Не будь столь категоричен, Миервалдис… Вы избрали меня старостой курса, хорошо, но известно ли вам, за что меня в свое время исключили из средней школы и я начал работать на стройке? За узкие брюки.

Ш т о к м а н и с. Рассказывай!

Э г л и т и с. Серьезно. Я один в нашем городе надел их, и меня исключили. Позже в таких брюках стали ходить многие, а потом уж все, включая директора школы и завуча, но, вы думаете, меня как первооткрывателя поблагодарил кто-нибудь и извинился передо мной?

Ю р и к с о н. Я не заметил, против каких именно брюк воюют теперь, но в журнале «Дадзис»{70} долгое время высмеивали широкие с колокольчиками.

А н д р и с (Эглитису). Извините, что я вмешиваюсь в разговор, но можно у вас кое-что спросить?

Э г л и т и с. Пожалуйста.

А н д р и с. Как вы достали свои узкие брюки?

Э г л и т и с. То есть ты имеешь в виду, каким образом я их приобрел?

А н д р и с. Да.

Э г л и т и с. Кажется, тогда… да, в школьные каникулы я подносил на одной стройке кирпич каменщикам, просеивал песок и…

А н д р и с. Зарабатывали, значит.

Э г л и т и с. Разумеется.

А н д р и с. А они? Те, что ушли…

К а з и м и р. Слыхала, Бония? Голова!

Б о н и ф а ц и я. Не дай бог, в тебя пойдет.

Д з и н т р а. Андрис прав, потому что внешний вид определяется вкусом и об этом можно спорить, но главное все-таки в принципе.

Р о м а н о в с к и й. У этих двоих и вкус, кажется, на довольно низком уровне.

Э г л и т и с. У этих — да, но хорошо ухоженные волосы приемлемой длины выглядят отнюдь не плохо. Как у мужчин прошлого столетия на фотографиях, допустим. Солидно. Равно и бороды, если они не утрированы.

Ш т о к м а н и с. Если они, скажем, по земле не волочатся.

Б о н и ф а ц и я. Идем мы, в конце концов, или нет?

Э г л и т и с. Идем, Бония, идем.

Б о н и ф а ц и я  уходит.

За ней следуют  К а з и м и р, А н д р и с, Н а т а, Д з и н т р а, Ш т о к м а н и с, Ю р и к с о н, Р о м а н о в с к и й  и  Э г л и т и с.

Внизу поднимается и уходит в соседнее помещение подвала  В и л и с.

Наверху появляется  Т а л б е р г. Запирает дверь гардероба. Идет к двери подвала и также запирает ее, выключая заодно внизу свет. Потом поворачивается, чтобы идти обратно наверх, и оказывается нос к носу с  Л а й м д о т о й, следовавшей за ним.

Т а л б е р г. Как видишь, Бонифации еще нет. Я, кажется, спустился раньше времени…

Лаймдота садится на скамейку.

Что с тобой происходит? Лайма!

Лаймдота видит в нише торт. Берет, ставит на скамейку… Смотрит на мужа.

Просто не верится, что все это ты говоришь и думаешь всерьез.

Л а й м д о т а. А как же иначе, скажи мне? Я тебя жду, я смотрю на часы… а ты звонишь под самый вечер и…

Т а л б е р г. Да разве ты не знаешь, что во время сессии мы работаем с перегрузкой? Люди со всей Латвии — и какие люди — на один месяц приехали в Ригу, и наша обязанность позаботиться, чтобы они за этот месяц получили как можно больше…

Л а й м д о т а (прерывает его). Янис! Неужели ты… неужели ты действительно не помнишь, куда я сегодня собиралась после работы?

Т а л б е р г. Ты? Прости, пожалуйста… И?

Л а й м д о т а. И… Да.

Т а л б е р г. Да?

Л а й м д о т а. Да. Нас будет трое.

Талберг смотрит на Лаймдоту.

В этот момент за его спиной появляется с улицы  Б о н и ф а ц и я.

Лаймдота встает. Пятится в сторону подвальной двери.

Талберг оглядывается.