Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

ей незаметно предложи, когда вернется. Тогда уж видно будет.

Ш т о к м а н и с. Не привела бы она с собой этих интеллигентных безработных.

Д з и н т р а. Как можно ничего не делать, не понимаю. Или у мальчиков иначе? Имант, ты мог бы?

Р о м а н о в с к и й. Я? Да еще как!

Ю р и к с о н. Я тоже. Я, например, целыми днями мог бы лежать в дюнах у моря, загорать и абсолютно ничего не делать, и с девушками мог бы танцевать целыми вечерами!

Д з и н т р а. Ты пробовал?

Ю р и к с о н. Возможности не было. О бабушке с братишкой надо заботиться. (Гордо.) Я один в нашей разладившейся семье зарабатываю!

Д з и н т р а. Мне папа с мамой после выпускного вечера в средней школе сказали, чтоб я годик отдохнула, потому что я у них единственный ребенок и нам всего хватает.

Ш т о к м а н и с. Слушайте, слушайте! Просто кричать хочется, сколь неразумны бывают родители. Это они портят детей.

Д з и н т р а. Вначале все было не так ужасно, я загорала на вентспилском взморье, читала романы и каждые три дня смотрела фильмы, но с осени пошло сплошное отчаяние, так мне надоело и такой жалкой я себя чувствовала, в то время как теперь, работая в ремонтной конторе и учась здесь, я снова ощущаю себя ценнее, лучше… одним словом, ощущаю себя человеком!

Б о н и ф а ц и я. Точка?

Д з и н т р а. Нет, восклицательный знак…

Б о н и ф а ц и я. В самом деле никто больше не хочет торта? Айвар! Ну? Улди!

Эглитис покачал головой.

Чем это ты так огорчен, что перестал разговаривать?

Э г л и т и с. Вилис Норейко сказал мне внизу кое-что такое, что заставило меня задуматься…

Ю р и к с о н. Вилис, тебе?

Ш т о к м а н и с. И ты принимаешь всерьез, что сказал тебе Норейко?

Ю р и к с о н. Вилис Норейко теперь зол на весь мир, потому что Ария осталась с Густавом, а ты первый подвернулся ему под руку.

Р о м а н о в с к и й. Ясно как день. Если гневу не дать выхода, сам можешь взорваться!

Э г л и т и с. Нет, это было глубже. Он бросил мне то, что было продумано раньше, и большинство пунктов справедливо.

Ю р и к с о н. Какие?

Э г л и т и с. Тот, кто ладит со всеми без исключения, не может быть хорошим человеком.

Б о н и ф а ц и я. Пусть только этот Норейко покажется мне на глаза. Что ж, нарочно надо наживать врагов?

Ш т о к м а н и с. Страшное дело.

К а з и м и р. У меня, например, только один враг — моя жена…

Ю р и к с о н. Но зато какой!

Э г л и т и с. Что-то построить — ведь это же действительно всегда связано с большими или меньшими трудностями, верно? Надо, скажем, преодолеть инерцию… Надо убедить…

Ш т о к м а н и с. Верно. Надо добиться, чтобы другие работали, чтобы делали, что им положено, и квалифицированно. С лодырями и пьяницами надо воевать. От современной строительной техники иной раз и так голова болит, а тут еще бюрократия. Это все верно, а дальше?

Возвращаются  А н д р и с  и  Н а т а.

Б о н и ф а ц и я. Ушли те мальчики?

А н д р и с. Не оглядываясь.

Б о н и ф а ц и я. Андрис!

Э г л и т и с. Кто не хочет конфликтов, и только избегает их, никогда не построит что-то большое. Что-то существенное.

Б о н и ф а ц и я. Не рассуждай о таких серьезных вопросах в присутствии детей. Неплохо бы перекурить… Кази!

К а з и м и р. Пожалуйста! (Находит пачку сигарет.) К сожалению, извините, пустая…

Н а т а. Я могу предложить свои. (Протягивает Бонифации.) Случайно взяла с собой, сама-то я бросила.

КАРТИНА ОДИННАДЦАТАЯ

Подвал под учебным корпусом техникума, как в первой картине. Тяжелая дверь открыта.

Наверху в прихожей гардероба появляется  А р и я. Словно блуждая без определенной цели, она подходит к двери и смотрит вниз.

Увидев, что на чурбане лежат пальто и пиджак Вилиса Норейко, она встрепенулась. Спускается вниз. Останавливается в первом помещении и смотрит в глубь подвала.

Слышится голос Вилиса: «Ария!»

Появляется  В и л и с. Быстро приближается к Арии. Обнимает ее.

Девушка не отстраняется.

В и л и с. Ария, ты… Ария! Ты плачешь? Прости, что так глупо получилось. Они меня допрашивали и заставили писать объяснение директору, а потом я попал в какой-то незнакомый подвал, потому что перепутал направление, и там меня чуть не избила полусумасшедшая старуха-дворничиха… Ария! Ты дрожишь? (Набрасывает на плечи девушки свое пальто.) За работой неощутимо, но здесь действительно сыро… Ария, я с ума сходил от мысли, что ты сидишь в бог весть какой мрачной яме и мерзнешь, а я не могу тебе помочь… Пойми, я спутал направление и искал тебя совсем в другом доме, потому что мне показалось, что проход ведет под нашей улочкой к Даугаве… Наконец я еще раз переложил дрова и снова пошел в ту яму отсюда, и что я там нашел, ты, вероятно, знаешь…

Ария кивает.

Почему ты ничего не говоришь? Ты на меня разозлилась, я понимаю… Могу себе представить, как ты меня проклинала и ругала… Ария!

В передней гардероба появляется  М а р т а. Идет к двери подвала. Смотрит вниз. Хочет отступить, но Ария ее уже заметила.

М а р т а. Ария, на одно слово.

Вилис отходит в сторону, а Ария поднимается наверх и останавливается перед Мартой.

Ну что же это такое?

А р и я. Ты говорила с ним?

М а р т а. Еще как. Густав все принял спокойно, даже с улыбкой, так что все твои волненья были напрасными. Он тебя любит и прощает. Знаешь, когда я пришла, он писал тебе письмо, и после того, как мы откровенно поговорили, попросил подождать минут десять и закончил. Вот, возьми! (Дает Арии конверт.) Идем в общежитие. Бонифация устроила нашим вечеринку.

А р и я. Спасибо тебе, Марта, но… я прочитаю здесь — и тогда.

М а р т а. Как хочешь. Густав подготовлен, так что можешь без опаски кинуться ему на шею, но… Ария, правильно ли это будет, а?

Ария не отвечает и отворачивается.

Ну, как знаешь. Только будь осторожна. Ни с этим шутить нельзя, ни с тем. Глубокие воды… С этакими каменными лбами, как я погляжу, даже мой покойный Бидончиков ни в какое сравнение не идет, не говоря уж об обоих официальных шутах гороховых… (Исчезает.)

Ария садится на скамейку в нише возле двери гардероба.

По лестнице поднимается  В и л и с. Вопросительно смотрит на Арию.

Ария показывает ему конверт.

В и л и с. Марта принесла письмо?

Ария кивает.

Почему ты не читаешь?

А р и я. Когда ты здесь, я не могу.

В и л и с. Хорошо, я… буду работать внизу. Я попросил у Талберга разрешения сегодня вечером починить дверь, которую я сорвал с петель, он разрешил. И дрова нужно сложить обратно… Только ты не уходи, хорошо?

Ария кивает.

Позови.

А р и я. Хорошо.

В и л и с  спускается вниз и исчезает в соседнем помещении. Ария раскрывает конверт. Вынимает груду блокнотных страниц. Затем, преодолев себя, читает письмо Густава.

Мы слышим голос, произносящий то, что написано в письме, и сразу верим, что примерно так говорил бы Густав. Если б мог.

К а к  б ы  г о л о с  Г у с т а в а. Это