Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

Это нам было не трудно. А вот Дзинтра, та поначалу все путала — не работала ведь девчонка на стройке, а тогда все одно, фибролит там, рубероид или еще что — слова… Как раньше в деревне — что темперамент, что температура…

А н д р и с. Понимаю. В армии сначала тоже нелегко.

К а з и м и р (ищет сигареты). Куришь?

А н д р и с. Нет.

К а з и м и р. Правильно, нет никакой нужды. (Закуривает.) А насчет водки как?

А н д р и с. Ну, так.

К а з и м и р. То есть как?

А н д р и с. Папа, я привез сестрам подарки ко дню совершеннолетия.

К а з и м и р. Вон что.

А н д р и с. Оставил пока у дяди Станислава. Завтра принесу. Вам с мамой тоже привез.

К а з и м и р. Ну зачем нужно было тратиться?

Оба тихо беседуют.

К ним возвращаются девушки.

КАРТИНА ВОСЬМАЯ

В подвале, где высоко под потолком находится знакомое нам зарешеченное окошко, зажигается свет. Под окошком стоит малярная стремянка с полкой. Здесь, надо полагать, сидела Ария.

Появляется, осматриваясь кругом, Э г л и т и с.

За Эглитисом следуют  Б о н и ф а ц и я, Ш т о к м а н и с  и  Р о м а н о в с к и й.

Ш т о к м а н и с. Да, это то самое окошко!

Э г л и т и с. То самое. Бония, ну?

Б о н и ф а ц и я. Но я же видела…

Э г л и т и с. Довольно, знаешь ли.

Ш т о к м а н и с. В самом деле, Бония. Дальше уж идти некуда.

Э г л и т и с. Пошли обратно. Извинимся перед этими людьми за беспокойство в ночное время и…

Р о м а н о в с к и й. Улди, один момент… (Берет кусок фанеры, лежащий на стремянке.) Письмо!

Э г л и т и с. Читай.

Р о м а н о в с к и й. «Я не могла дождаться, пока ты вернешься, позвала кошатницу, и она меня выпустила. Ария».

Э г л и т и с. С ума сойти.

Бонифация медленно направляется к Романовскому и вырывает у него из рук фанеру.

Р о м а н о в с к и й. Что я, виноват, если там так написано?

Б о н и ф а ц и я (читает). «Я не могла дождаться, пока ты вернешься…» (Не может продолжать, потому что голос у нее пресекается.)

Ш т о к м а н и с. Все совершенно ясно. Казимир оставил Арию в подвале, а сам удрал.

Э г л и т и с. Вопрос — куда.

Б о н и ф а ц и я (вполголоса). Тихо!

Все замолкают, и теперь можно услышать жалобный скрип двери.

Это он…

Все поворачиваются к нише в углу подвала.

Минуты, полные напряжения.

Появляется  ч е л о в е к.

Кази, на кого ты похож!

Однако это  В и л и с  Н о р е й к о, который, ослепленный светом, моргает.

Р о м а н о в с к и й. Братцы, Норейко…

Э г л и т и с. Вили, ты?

В и л и с. Где же… где же Ария?

Э г л и т и с. А если мы у тебя спросим?

Ш т о к м а н и с. Ария где! Отвечай!

В и л и с. Я не знаю, но… но она была здесь…

Б о н и ф а ц и я. Что я говорила? Я же видела, собственными глазами!

В и л и с. Я оставил ее здесь.

Р о м а н о в с к и й. Живой, надо полагать?

Б о н и ф а ц и я. Тише! Идет…

Все снова поворачиваются к нише.

Появляется  А й в а р  Ю р и к с о н. И стоит, совершенно оторопев.

Он ожидал увидеть здесь кого угодно, только не это общество…

Р о м а н о в с к и й. Айвар, ты?

Ш т о к м а н и с. Страшное дело.

Б о н и ф а ц и я. Ах, и ты, Юриксон, замешан?

Э г л и т и с. Зачем так громко, Бония…

Ю р и к с о н. Где Ария?

Б о н и ф а ц и я. Ария, Ария… Поперек горла эта ваша Ария, вот так…

Э г л и т и с. Бония!

Б о н и ф а ц и я. Подавайте сюда моего мужа, живого или мертвого!

Г о л о с  К а з и м и р а (наверху, за окошком). Эй, эй, отчего же мертвого!

Все поворачиваются к окошку.

Б о н и ф а ц и я. Кази, ты? Милый!

Г о л о с  К а з и м и р а. Он самый, Бония.

Б о н и ф а ц и я. Ну, ты у меня наконец получишь, старый негодяй!

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Подвал, как в первой картине. В передней гардероба беседуют  М а р т а  и  А р и я.

А р и я. Знаешь, Институт сельхозпроекта находится как раз против входа в Домский собор, там я и ждала Густава, в тени ворот. Он вышел, когда концерт еще не кончился и, может, даже видел меня, только сделал вид, что не заметил…

М а р т а. Почему?

А р и я. Не знаю, но у меня было такое ощущение… Марта, меня охватило такое ужасное чувство вины, что я не посмела ни окликнуть его, ни подойти… Понимаешь, Марта, мы с Густавом были бы мужем и женой, если б моя мама… одним словом… Иногда только я думала про себя, что я для него слишком обыкновенная и у меня, возможно, не хватит сил, чтобы… Ну, например, когда Густав мне звонил, он трижды стучал карандашом в трубке, чтобы я знала, что это он, и говорила, а я никак не могла привыкнуть к этому стуку, он казался мне просто ужасным… А вот письма, которые он писал мне каждый день, — Марта, ты даже не подозреваешь, что он за человек, как он…

М а р т а. Какое это имеет значение, если ты любишь другого.

А р и я. Какого другого?

М а р т а. Мне можешь не рассказывать, в этой математике я разбираюсь. Если б тебя заперли вместе с Айваром или Имантом, ты тоже боялась бы постучать и позвать Талберга? Да просиди ты с кем-нибудь из них в подвале хоть до утра, разве ты почувствовала бы угрызения совести перед Густавом? Рассказывай кому угодно, только не мне, я Марта Бука, но не такая уж я бука. Учти, что в молодости я дважды была замужем официально, а теперь, после смерти Видончикова, считаюсь гражданской вдовой!

А р и я. Тебе все-таки не следовало так говорить — да еще громко. Про Вили.

М а р т а. Разве кто слышал? (Оглядывается.)

А р и я. Нет, но моя мама тоже утверждает, что Густава я люблю так же, как… Иманта Зиедониса или… Магомаева.

М а р т а. Умная у тебя мама.

А р и я. Да, но… нет, что я говорю, это же ужасно. Обидеть Густава, это было бы… Этого я не могу.

М а р т а. Я тебя понимаю. Вместо сердца у меня в груди все же сердце, а не силикатный кирпич, как, может быть, кажется… Ты, Ария, работаешь в проектном, а попробуй-ка, будучи женщиной, бригадиром на объекте! Наутро после дня зарплаты, например, когда надо собрать вместе всех пьяниц да еще привести их в чувство! Я суровая и резкая, мне говорят… Попробуй быть с ними мягкой! Попробуй с помощью мягкости получить в конце квартала на складе цемент! А если б ты еще видела обоих моих официальных плюс третьего, покойного… Но я не жалуюсь. Веришь или нет, мне нравится. Один свой телятник я уже сдала с отметкой «отлично», назло всем, и дочь вырастила сама!

А р и я. Если б ты жила в военное время, о тебе можно было бы теперь прочесть в какой-нибудь книге.

М а р т а. Ария, если хочешь, я поднимусь наверх к Густаву и изложу ему наилучшим образом, что было в подвале. Тебе потом будет легче, и все окончится благополучно, вот увидишь.

Внизу, в подвале, слышны голоса. Появляется  Ю р и к с о н  с ключами и направляется к лестнице.

Идут… Уйдем отсюда.

А р и я. Марта, я не знаю…

М а р т а. Позволь действовать мне и не беспокойся.

Обе уходят.

Юриксон, поднявшись наверх, отпирает подвальную дверь.

Внизу один за другим появляются  Б о н и ф а ц и я, К а з и м и р, А н д р и с  с  Н а т о й, Д з и н т р а, Э г л и т и с, Ш т о к м а н и с  и  Р о м а н о в с к и й.

Б о н и ф а ц и я