Портрет лива в Старой Риге - Гунар Рейнгольдович Приеде

и, приложив палец к губам, делает Эглитису знак молчать. Потом поднимается наверх и осторожно прикрывает дверь.

Ю р и к с о н. Мужчины, началось!

Э г л и т и с. Да ну тебя!

Ю р и к с о н. Если б ты видел, Улди, на кого он был похож, ты бы не смеялся… Жуть!

Ш т о к м а н и с. Что, что?

Э г л и т и с. Кто — он?

Ю р и к с о н. Кто — он, Норейко! Скатился вниз, страшный, и метнулся в конец подвала, где перекладывает дрова. Что я тебе говорил, Романовский? Ту самую кучу! (Он полон восторга от столь необычайных волнующих событий и своей значительной роли в них.)

Ш т о к м а н и с. Страшное дело!

Ю р и к с о н. Он в наших руках. Пойдем наверх к Талбергу и решим, что делать. Страшное дело, верно, Штокманис!

В с е  ч е т в е р о  поспешно уходят.

Звучит органная музыка.

Входит  Б о н и ф а ц и я  с тортом и бутылкой вина, усталая и грустная. Кладет все на скамейку в передней гардероба. Садится. Находит носовой платок и вытирает глаза.

Открывается дверь гардероба, входит  Я н и с  Т а л б е р г. Замечает Бонифацию. Останавливается.

Т а л б е р г. «Торт, вино и слезы — как это рифмовать?» Известна вам эта старая песня, товарищ Свилан? В каждой строфе речь идет о трех несовместимых вещах.

Б о н и ф а ц и я. Известна… Может, я могу вас угостить?

Т а л б е р г. От торта не откажусь, потому что остался без ужина, а…

Б о н и ф а ц и я. Ой, господи, как же так! (Снова деловито развязывает коробку торта.)

Т а л б е р г. Так уж получилось, но вина даже не предлагайте, я дежурю.

Б о н и ф а ц и я. Хорошо, хорошо, ешьте торт. (Кладет кусок торта на крышку коробки, служащую тарелкой, и подает Талбергу.) Пожалуйста. Берите.

Т а л б е р г. Большое спасибо. Откровенно говоря, я и без обеда остался.

Б о н и ф а ц и я. Ешьте, ешьте! Я вам тем временем расскажу, что случилось… Что уж там скрывать, чего таить, да еще от классного руководителя… Муж пропал!

Т а л б е р г. Казимир?

Б о н и ф а ц и я. Он самый, другого-то у меня нет… (Всхлипывает.)

Талберг с крышкой торта в руке садится рядом с ней на скамейку.

В этот момент появляется  Л а й м д о т а  Т а л б е р г  с хозяйственной сумкой. Останавливается. Удивленно смотрит.

Т а л б е р г. Бонифация, дорогая, но… как же так!

Б о н и ф а ц и я (берет себя в руки). Стоит ли волноваться? Кругом семьи распадаются да рушатся… Еще одно дело о разводе в народном суде, ну и что? Велика важность! Будем жить припеваючи!

Лаймдота хочет незаметно уйти, но поздно — Талберг, заметив ее, встает.

Т а л б е р г. Лайма, ты?

Л а й м д о т а. Я… принесла тебе ужин, но, вероятно, уже… вероятно, уже не нужно…

Появляются  Э г л и т и с, Ю р и к с о н, Ш т о к м а н и с  и  Р о м а н о в с к и й.

Т а л б е р г. Я не ожидал, что ты…

Л а й м д о т а. Не удивительно… (Громко шипит.) Если я еще и удивляюсь чему-то, так это только лишь твоему вкусу… (Поворачивается, чтобы уйти, и видит четверых заочников.)

Э г л и т и с. Добрый вечер. (Талбергу.) Мы вас везде обыскались, но…

Ш т о к м а н и с. Ждали наверху в кабинете.

Ю р и к с о н. Норейко у нас в руках.

Р о м а н о в с к и й. Почти что.

Лаймдота идет к выходу.

Т а л б е р г. Постой. (Заочникам.) Одну минуту, прошу вас… (Кладет крышку коробки рядом с Бонифацией на скамейку и идет за женой.) Лайма! Постой…

Оба исчезают.

Э г л и т и с. Бония, представляешь, с Арией случилось что-то неладное.

Б о н и ф а ц и я (равнодушно, перевязывая коробку торта). Ну что такого могло случиться?

Юриксон, приложив ухо к двери подвала, слушает.

Ш т о к м а н и с. Не исключено, Бония, самое печальное.

Б о н и ф а ц и я. Исключено.

Ш т о к м а н и с. Ты что, не видишь, как мы взволнованы?

Б о н и ф а ц и я. Я, может, взволнована в десять раз больше, да взяла себя в руки и не показываю. Я, женщина.

Э г л и т и с. Значит, ты думаешь, что Арии уже… (Ищет слова.)

Б о н и ф а ц и я. Нет в живых? Ничего подобного. Как ее, Арии, может не быть в живых, если я полчаса назад видела ее живой и даже говорила с ней.

Ю р и к с о н. Где?

Ш т о к м а н и с. Где ты ее видела?

Б о н и ф а ц и я. Где, где… Этого я не имею права вам сказать.

Ю р и к с о н, Э г л и т и с, Ш т о к м а н и с, Р о м а н о в с к и й. Почему?

Б о н и ф а ц и я. Не имею права, и все.

Э г л и т и с. Еще одно пари…

Ш т о к м а н и с. Если не то же самое.

Б о н и ф а ц и я. Что вы тут болтаете, какое пари!

Ш т о к м а н и с. Почему ты не имеешь права нам сказать?

Б о н и ф а ц и я. Не вам именно, не воображайте. Вообще никому. Я обещала Арии, что не скажу.

Э г л и т и с. Может, ты видела Арию вместе с Казимиром, поэтому?

Б о н и ф а ц и я. Вместе с… кем? Что ты сказал?

Ю р и к с о н. Удивляется.

Р о м а н о в с к и й. Ведь они оба исчезли одновременно.

Ш т о к м а н и с. Жена, как всегда, узнает последней.

Это уж для Бонифации слишком. Новое открытие ошеломило и потрясло ее, с минуту она стоит как бы онемев, потом бросается прочь и исчезает.

Эглитис, Штокманис и Романовский спешат следом.

Юриксон хватает Эглитиса за локоть.

Ю р и к с о н. Улди, Бония сочиняет! Почему Вилис перекладывает дрова? Что он там ищет?

Э г л и т и с. Спроси его самого. (Высвобождается и исчезает вместе со Штокманисом и Романовским.)

Сильным форте-фортиссимо звучит финал органного концерта в Домском соборе.

Юриксон осторожно отпирает дверь подвала и спускается вниз, запирая за собой дверь. Внизу он отступает в тень в какой-то угол, откуда можно видеть соседнее помещение.

Наверху появляется  Г у с т а в. Садится на скамейку. Вынимает из кармана блокнот. Пишет.

Входят  А н д р и с  С в и л а н  в военной форме и Н а т а. Отзвучала и смолкла музыка.

А н д р и с. Добрый вечер. Извините, вы случайно не со строительного отделения?

Густав кивает и смотрит на него. Вылитый Казимир, только вдвое моложе.

Скажите, где я могу найти Свиланов?

Густав смотрит на него и на девушку.

Свиланов из района Прейли. Мы заходили в общежитие, но там их нет.

Густав слегка пожимает плечами.

Андрис и Ната переглядываются.

Н а т а. Вы что, немой?

Густав кивает.

Ната смеется, но серьезное выражение лица Густава заставляет ее осечься.

Густав что-то пишет, вырывает листок, встает, отдает листок Андрису и идет к выходу.

Вы забыли торт!

Г у с т а в  оглядывается, отрицательно качает головой и исчезает.

Вот это феномен… Что он написал?

А н д р и с. «Ждите здесь. Можно и в общежитии. Придут».

Н а т а. Ждем здесь, меня ноги не держат… (Ставит торт и бутылку в нишу за скамейкой и садится.)

Андрис садится рядом с ней.

Феномен, верно?

В вестибюле зазвучал транзистор.

А н д р и с. Вот эти двое, это феномены… Неужели они повсюду ходят за тобой?

Н а т а. Вовсе не повсюду… Андрис, ты ревнуешь? К этим? Знаешь, не стоит. Честное слово.

А н д р и с. Если ты им не скажешь, чтоб они смылись, придется действовать мне.

Н а т а. Хорошо, я скажу.

Появляются  К в а к  с транзистором в руке и  Д ж о.

Из транзистора слышится что-то сентиментально-нежное.

Оба ведут себя так, будто никого не замечают. Скользящей походкой они доходят до двери гардероба, поворачиваются, идут обратно и исчезают.

Видал? Разве можно на таких сердиться, скажи?

А н д р и с. Сердиться — это еще