Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

тебя горе, взгляни вокруг и утешься: есть люди, доля которых еще тяжелее твоей.

С к о р и н а (удивленно). Он знает и Эзопа.

П а л а ч. Здесь про кого хочешь наслушаешься. А многие на стенах пишут. (После паузы.) Квалификатора тоже когда-нибудь сожгут… И меня сожгут…

О д в е р н и к. Как тебя, мучителя, только земля носит?!

П а л а ч. Не обижайся на меня, добрый человек. Работа у меня такая…

С к о р и н а. А почему сожгут квалификатора?

П а л а ч. Деньги любит. Друзей предает. Задумчивый бывает. А если задумчивый, то сожгут.

О д в е р н и к. Ну, тебя, видимо, и огонь не возьмет?

П а л а ч. Почему не возьмет?

О д в е р н и к. Ты — каменный.

П а л а ч. Это только кажется. И я украдкой плачу. Мне и вас жалко. Думаете, у палача так и совести нет? Палач вам — так и не человек? А раскаялись бы, и мне легче. Тех, которые раскаиваются, мы здесь душим с милосердия божия. А лучше всего — это «воротник», начиненный порохом. «Воротник» мне больше нравится. Тут только ж-ж-жих — и готово. А если на костер, то хуже. На улицу выходит весь город. На еретика каждый должен плюнуть. А бывает, что иной метит в еретика, а плюет на меня. Все хохочут, улюлюкают, а я под балахоном плачу. Тут, в камере, не поплачешь. А под балахоном отвожу душу. Хорошо, что вашему брату рот завязывают. Тут уже не попросишься и не пожалуешься. А глаза просят… Ой, как страшно просят глаза! И я вас молю: вы на меня тут глядите сколько хотите, а там, у столба, не надо. Я вам за это сухих дров подготовлю и соломки. Бывает, что от дыма соломенного задыхаются сразу. А если задохнулся, тогда уже легче. Бывает два вида казни: в одном случае просто сжигают, это проще, а в другом еретика сначала живым разрывают на части вот этими щипцами, — это хуже. Щипцы накаляются и жгут пальцы. (Осматривает руки.)

О д в е р н и к. Бедный палач! Ты уж берегись, родимый! Как же они без твоих золотых рук?..

П а л а ч. Они без рук не будут. (Уходя.) Пойду пива принесу. Люблю на прощанье посидеть с пациентом. (Одвернику.) А если бы ты еще сказал, где золото спрятал, я бы и на костре тебе страдания облегчил. Для меня пустяк, а тебе польза. (Выходит.)

О д в е р н и к. Франциск?..

С к о р и н а. Я слушаю тебя, Юрий. (Преодолевая боль и изнеможение, встает с пола.)

О д в е р н и к. Возьми мой крест, Франциск, а мне свой отдай. Побратаемся. (Снимает свой крест и надевает его на шею Скорине. Его крест надевает на себя.) Рад я, брат мой, что не пошатнули они крепкого стояния твоего, не согнули непоклонну голову! А тут подумать стыдно — кончается мое долготерпение.

С к о р и н а. Держись, брат мой, уже не долго…

О д в е р н и к. Молчит квалификатор. Должно быть, и Маргариту, и Петра где-нибудь истязают, как нас. Ляпнул я о золоте и на их беду.

С к о р и н а. Кажется мне, неспроста молчит квалификатор. И палача не раз удерживал. Тот бы давно нас…

О д в е р н и к. Пустые надежды. (Сполз на пол.) Франциск, ты сказал им все, что хотел… Может, сейчас… раскаемся… для… Ну, если им так хочется… чтобы легче умереть… чтобы не плевали… я уже не говорю о щипцах…

С к о р и н а. Мы умрем не первыми и не последними. Мудрые люди, умирая, советовали тем, кому умереть еще доведется, не терять самоуважения, стараться и в горькие минуты сохранить присутствие духа. Вытерпите, говорили они, и останетесь сильными для будущих времен. И не смерть им наша нужна. Руками и разумом нашим овладеть хотят, чтобы употребить их на свою корысть и во вред славянскому братству. За святое умираем, друже.

Шевельнулась ширма, которой прикрыта стена в камере.

О д в е р н и к. Кажется, опять ухо. Только у меня нет больше сил.

Рука отводит ширму, кладет в руку Скорине бумажный пакетик и исчезает.

С к о р и н а (читает). «Это яд. Подсыпьте его в пиво палачу. Когда все будет окончено, я выведу из судилища того из вас, кто…».

О д в е р н и к. Читайте дальше, Франциск…

Скорина молчит.

Читай, брат, и спасайся, если есть возможность. Я тот из нас, кто сам не выйдет. Не так ли там написано?..

С к о р и н а. Так! Но я тебя не оставлю!

О д в е р н и к. Спасайся, Франциск… и… и полюби Маргариту…

С к о р и н а. Не смей, Юрий!

О д в е р н и к. Полюби Маргариту…

С к о р и н а. Ты сошел с ума!

О д в е р н и к. Франциск, брат, ты умный, добрый, но слепой. Сердце лебедушки моей бьется к тебе. Она только себе признаться в том не может, потому что меня любит.

С к о р и н а. Опомнись, Юрий. Замолчи! Так не бывает!

О д в е р н и к. Бывает. И не опаляйся гневом, я перед смертью говорю тебе: бывает! Ты будешь счастлив, если захочешь. Сын у нас… Степанка… Ему отец нужен! Полюби Маргариту, Франциск. Я отхожу от жизни…

С к о р и н а. Нет! Нет, Юрий! Я благодарен своей судьбе и останусь с тобой.

О д в е р н и к. За что благодарен? Мы пропадаем оба!

С к о р и н а. За то, что свела меня с тобой.

О д в е р н и к. Не надо! Недостойный я твоей похвалы, даже слабый, как видишь.

С к о р и н а. Ты святой! Только добрый и сильный народ рождает таких, как ты!

О д в е р н и к. Зови палача! Не медли! Спасайся!

С к о р и н а. Даже если это не гнусная проделка квалификатора, я все равно не смогу загубить человека.

О д в е р н и к. Человека?! Палач — человек?! Тогда я смогу. (Пытается подняться, но не может.) Иже загубил еси меня человек безвинно…

Входит  п а л а ч  с тремя кружками пива.

С к о р и н а. Позови квалификатора.

П а л а ч (ставит кружки с пивом). Молодцы! Так многие: страдают до последнего дня, а перед костром раскаиваются. И вам хорошо, и мне лучше заплатят. (Скорине.) А тебя еще и доктором при мне на какое время оставить могут. Я, бывает, увлекаюсь, а еретики мрут до костра, как воробышки. Тут без доктора нельзя! (На Одверника.) А его — нет! Его сожгут! (Выходит.)

С к о р и н а. Что ты теперь скажешь, Юрий?

О д в е р н и к (после паузы). Может, и твоя правда… Чем доктором при живодере, лучше уж…

Входит  к в а л и ф и к а т о р.

К в а л и ф и к а т о р. Звали? Вас беспокоит, что я молчу и кладом не интересуюсь?

С к о р и н а (подает квалификатору пакетик с ядом). Возьмите обратно и травите своих палачей сами. Мы с братом умрем вместе.

Квалификатор ничего не понимает и еще больше удивляется, прочитав надпись на пакетике. Потом он разворачивает его и подходит к кружкам с пивом.

К в а л и ф и к а т о р (хитро). А может, все же отравим?.. Пока нового палача назначат, смотришь, и мой гонец из Белой Руси прискачет.

XV

Келья. Ночь. Появляются  н у н ц и й  и  Л ю т е р.

Н у н ц и й. Вы не любите папу, я не люблю вас.

Л ю т е р (раздраженно). Любите, не любите… Я люблю Германию и к вам пришел не на ромашках гадать.

Н у н ц и й. Мы враги, и нам