Написанное остается - Александр Леонтьевич Петрашкевич

не о чем говорить!

Л ю т е р. Если двум умным врагам угрожает третий, они, эти двое, должны стать еще умнее. Я сказал бы — мудрее.

Н у н ц и й. Пока я вас не понимаю.

Л ю т е р. Отдайте мне Скорину под залог, о котором я вам никогда не напомню.

Н у н ц и й. Это уж слишком! Папский престол не продает своих врагов своим врагам.

Л ю т е р. Зачем же врагам? Мы подарим его нашему общему другу магистру Альбрехту, который, как и мы с вами, не хочет не только четвертого Рима, но и больше нас с вами делает для того, чтобы не появился третий. Ни мне, ни вам не купить Скорину. Альбрехт же лучшим образом скомпрометирует его. И на кого бы после этого ни работал русский доктор — на меня, на папу или Альбрехта, — польза будет Великой римской империи, немецкой нации. Держите задаток, святой отец. (Кладет на стол кошелек.)

XVI

Камера пыток. Ночь. Прислонившись к стене, сидит  О д в е р н и к. К в а л и ф и к а т о р  вытаскивает  С к о р и н у  из теснейшего узилища. Он не замечает, что из укрытия за ним наблюдает  И о х и м. За этим занятием Иохима застает  п а л а ч.

П а л а ч (тихо). Жить надоело?

И о х и м. Тсс! Интересно, как они перед костром?

П а л а ч. Присудят самого — узнаешь.

И о х и м. А может, я из тех, кто в воде не тонет и в огне не горит.

П а л а ч. Поживем — увидим. И ты лучше иди отсюда, а то…

И о х и м. А вот этого делать как раз не надо. (Дает палачу золотой.)

П а л а ч. Шучу. (Уходит.)

И о х и м (саркастически). Шутник… (Надежнее маскируется.)

К в а л и ф и к а т о р (пристроив Скорину рядом с Одверником). Все, доктор! Готовься к исповеди. А для полного счастья вот тебе знак из Белой Руси. (Передает Скорине перстень с печаткой.) Теперь нам с палачом клад, вам с ним райские кущи и песнопение ангелов.

С к о р и н а (потрясенно). Юрий! Друже! Они живы! Они будут жить!

О д в е р н и к (квалификатору). Если правда, как жаль, что не сможем тебя отблагодарить.

К в а л и ф и к а т о р. Не сможете?!!

О д в е р н и к. Палач сказочку тебе пересказал, а ты, как дурачок, уши развесил.

К в а л и ф и к а т о р. У меня не пропадает. Вы за все заплатите, и за сказочку тоже.

С к о р и н а. Двумя жизнями за две жизни.

К в а л и ф и к а т о р. Двумя?!. Нет, доктор, не двумя!.. (Выходит и возвращается с Маргаритой.)

М а р г а р и т а (бросается к Одвернику). Юраська, родной! Что же они с тобой сделали?! (Обняла, прижала его голову к груди, затихла.)

О д в е р н и к (как последний вздох). Маргарита…

С к о р и н а (рванулся к Маргарите). Почему вы здесь? Где Мстиславец? Они нас обманули?!

М а р г а р и т а. В Вильне Мстиславец. И книги там, и станок. Якуб все выкупил. И меня они обобрали до нитки.

С к о р и н а. Почему вы здесь, Маргарита?!

М а р г а р и т а. Я сама вернулась. К вам вернулась. На Степанку поглядела… и вернулась… Юраська, я Степанку видела!.. (Встревоженно.) Юрий?! Юрась?! Юраська?!. (Удивленно.) Он умер?! Франциск, он умер!!!

С к о р и н а. …красиво, как и жил. (Опускается на колени, закрывает глаза покойному, приклоняет к себе Маргариту.)

Появляется  н у н ц и й. Лицо под капюшоном. Долго смотрит на Скорину, Маргариту, Одверника.

К в а л и ф и к а т о р. Не дожил, несчастный, до исповеди.

Нунций опускается перед Одверником на одно колено. Из-под сутаны высовывается шпага. Квалификатор видит это и срывает с него капюшон. Под сутаной  Г у с о в с к и й.

С к о р и н а. Микола?!.

К в а л и ф и к а т о р (кричит). Алярм!!! Алярм!!!

Гусовский выхватывает шпагу. Появляется  п а л а ч. За ним  д в о е  ю н о ш е й  в монашеском одеянии, но со шпагами. Короткая схватка — и палач падает на пол, а квалификатор находит себе спасение в теснейшем узилище. Три шпаги ложатся острием на его грудь, спину, шею.

(Вопит.) Спасите меня, доктор!!!

Г у с о в с к и й. Твое слово, доктор?!

С к о р и н а. У мести глаза пустые и сердце безжалостное. Суть же закона прирожденного в том, чтобы поступать с иным человеком так, как бы ты хотел, чтобы поступали с тобою.

Г у с о в с к и й. До сего времени ты так и не убедился, что не все человеки люди?!

С к о р и н а. Это мой принцип, Микола!

Г у с о в с к и й (квалификатору). Живи!.. Такой принцип у доктора Скорины… А посмеешь в погоню, — клянусь убиенным — заколю, как пса, вопреки всем принципам.

Скорина, Гусовский, его охрана поднимают Одверника на руки и проходят по просцениуму. Их сопровождает Маргарита. Квалификатор пробует разломать узилище.

Появляется  И о х и м.

К в а л и ф и к а т о р (радостно). Иохим?! Иохим, они сбежали!..

И о х и м. Ну и пускай. Что с них еще взять?..

К в а л и ф и к а т о р (кричит). Иохим!..

И о х и м. А почему бы мне не быть Иохимом?

К в а л и ф и к а т о р. В погоню! Тебя послал сам бог!

И о х и м. Он всегда посылает Иохима туда, где его ждут.

К в а л и ф и к а т о р (подозрительно). Кто же тебя здесь ожидал, интересно?

И о х и м. Как это кто?.. Франциск, сын Скоринин, в науках вызволенных и лекарстве доктор. Иохим имел намерение одолжить его у инквизиции на пару дней. У меня бы он сказал, где спрятал золото, если оно у него было.

К в а л и ф и к а т о р (хохочет). А мне было показалось, что большего дурака, чем я, уже и нет.

И о х и м (серьезно). Не беспокойся, тебе правильно показалось. (Рассматривает узилище.) Кто бы это мог подумать, что нечистая занесет в теснейшее узилище самого квалификатора?..

К в а л и ф и к а т о р (зло). Пути господни неисповедимы: сегодня в узилище я, завтра ты. Откручивай!

И о х и м. Зачем я, если вы можете остаться там и на завтра? И куда спешить, если ты уже облапошил самого Якова Бабича?

К в а л и ф и к а т о р (хитро). Пошутил я. Открути.

И о х и м (берется за колесо). Тут такая шутка: покручу я в эту сторону (быстро вертит колесо, железные шипы сжимают квалификатора), тебе смерть, покручу в эту (вертит колесо в другую сторону, шипы расходятся), мне может быть смерть. При нас еретики сбежали… (Опять закручивает колесо, узилище сжимается.)

К в а л и ф и к а т о р (в ужасе). Иохим, родной, останови!

И о х и м. Пошутил я. (Откручивает колесо.)

К в а л и ф и к а т о р. Выпусти — озолочу! За мной не пропадет. При случае я спасу тебя дважды!

И о х и м (берет кружку с пивом). В таком случае — цум воль! А может, на брудершафт?

С пола поднимается раненый палач.

П а л а ч (квалификатору). Этот швайнгунд подслушивал вас перед тем, как они сбежали. И пускай отдаст мое пиво!

К в а л и ф и к а т о р (Иохиму). Отдай ему его пиво! И считай, что один раз я тебя уже спас.

Иохим отдает палачу пиво, тот отпивает и падает замертво.

И о х и м. Бедный палач! Ему бы еще жить да жить… И тебе жить бы да жить, только почерк мой ты очень хорошо знаешь. (Поднимает с пола упаковку от яда.)

К в а л и ф и к а т о р. Пощади, я все забуду!!!

И о х и м. Не могу. (Медленно вертит колесо.)

Квалификатор вскрикивает и затихает навсегда.

Очистив карманы квалификатора и палача, Иохим выходит.

XVII

Келья. Л ю т е р  и  н у н ц и й  мирно закусывают. Появляется  И о х и м.

Л ю т е р (удивленно). Иохим?!

И о х и м. Джованни я, ваша светлость.

Н у н ц и й. Не удивляйтесь, коллега. Он шпионил для вас с моего разрешения.

Л ю т е р. Какой мерзавец!

И о х и м. У каждого порядочного человека свой мерзавец,