Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

М а т ь, П а л ё.

П а л ё. Мне остаться?

М а т ь. Куда ты хочешь идти?

П а л ё. Если б я только знал…

М а т ь. Не думай об этом. Теперь уж не вернешь.

П а л ё. Мама, я должен уйти. Из-за меня не будет покоя в доме.

М а т ь. И покой вернется. Садись. Накормлю тебя супом. А на Яно не сердись. Он такой же чудак, каким был наш отец. Беспокойный, словно блохи его кусают. Но он не злой… Нет… (Несет суп.)

П а л ё. Я не хочу.

М а т ь. Ты не голоден?!

П а л ё. Я уже насытился. Нищий. Так назвал меня брат.

М а т ь. Если б ты вернулся с деньгами, тоже было бы плохо. Тогда он завидовал бы тебе. Другим он уже не будет.

П а л ё. Из-за чего он так злится?

М а т ь. Из-за Каты Томковой. Он ухаживает за ней. Ты знаешь об этом?

П а л ё. Мне ребята писали.

М а т ь. И поэтому ты вернулся.

П а л ё. Не поэтому. Если Кате он нравится, пусть будет с ним.

М а т ь. Ты не был у Томковых?

П а л ё. Что там делать нищему, если там бывает пан?.. Мама, когда я был мальчишкой, у меня была красивая, резная палка. Я ужасно гордился ею. Ни за что на свете я бы ее не отдал. А Яно однажды взял ее у меня и не вернул. Хотел я с ним тогда подраться, хотя он был старше и сильнее, но вы мне запретили. Конечно, вы знали, как мне было обидно… Решил я поехать в Америку. Яно купил мне билет и дал несколько крон на дорогу. За это он забрал мою долю из наследства отца. Я хорошо знал, что моя доля была вдвое больше, чем стоил тот проклятый билет, и, прежде чем уйти, я хотел сказать ему это в глаза. Но тут я почувствовал ваш взгляд — и промолчал. Год назад мне написали, что мой брат повадился ходить к Томковым. Я любил Катку. Хотел написать Яно, что девушка моя и ждет меня. Если он не оставит ее в покое, то, когда я вернусь домой, мы с ним посчитаемся. Но снова, чудное дело, подумал о вас — и не написал. Единственное, что я сделал, — вернул Катке ее слово. Но когда-нибудь я хотел бы узнать, до каких пор это будет продолжаться. Почему я тогда не имел права дать ему пощечину, почему я не мог сказать ему правду в глаза, почему не написал ему, что он подлец, раз стал приставать к моей девушке, почему я должен и сейчас терпеть, когда он надо мной смеется, называет нищим, хотя именно он сделал меня нищим. Никто не мог мне приказать — только вы. Только вы могли задержать мою руку, только вы могли заставить меня промолчать. Но почему? Почему? Если у вас есть сердце, ответьте мне.

М а т ь. Вы не должны идти друг против друга. Яно — сильный и жесткий. Он не уступил бы тебе.

П а л ё. Поэтому должен уступить я. Во всем, всегда — лишь я.

М а т ь. Взгляни на меня! Мне еще нет пятидесяти, а для всех я уже угасшая старуха, которая только и думает что о смерти. Я даже не помню, когда смеялась в последний раз. И я должна была уступать в жизни, всегда и во всем. И у меня люди отнимали самое дорогое… даже твой отец не был полностью моим. В Яно ожил он. Сильный. Только смерть могла его одолеть. Когда меня не будет, я оживу в тебе. И тогда ты все поймешь.

П а л ё. Но я не хочу…

М а т ь. Парням противны подобные речи. Мол, только женщины должны прощать да терпеть. Но ты уже этому учишься…

П а л ё. Нет, нет. Как страшно то, что вы говорите. Я уйду.

М а т ь. Ты останешься! И помни: ты вернул Катке слово. На том и стой!

П а л ё. Завыть, как пес, и униженно вернуться к тому, кто пнул меня ногой… Для этого я пришел домой? Быть тут только посмешищем и навеки остаться нищим?

М а т ь. Тяжело, мой сын? И мне тяжело. Но иначе не будет.

ЯВЛЕНИЕ ДЕВЯТОЕ

Т е  ж е  и  Я н о.

Я н о (остановившись в дверях). Парни в трактире напоили Мартина. Он лежит на земле, а мать над ним причитает. А ты все еще здесь?

П а л ё. Да.

Я н о. Правильно сделал. Оставайся! И не сердись.

П а л ё (с болью). До Томковых отсюда недалеко?

Я н о (помрачнев). До Томковых? Недалеко. Но ближе было до трактира. (Достает бутылку.) Так положено! Брат у меня вернулся. (Ставит бутылку на стол.) Где стопки?

Мать идет за ними.

Парни спрашивали, приветствовал ли я тебя по-американски. А как это? Они говорят — хаудуюду… Так хаудуюду, мистер Павлик?

П а л ё (сияя). Жена и дети олрайт, только кум сановабич!

Я н о. Это так они отвечают? Черт возьми!

Стопки уже стоят на столе.

Так выпьем! (Наливает). За твое здоровье!

П а л ё (чувствуя, от чего он откажется, если примет предложение). Нет! Не буду!

Я н о. Это почему?

П а л ё. Я уже пил. Прямо со станции зашел к парикмахеру. Негоже было возвращаться домой заросшим. Чего доброго, вы испугались бы меня. Едва я сел в кресло, как неожиданно появился Янко Фуртак, а за ним — остальные друзья. Они и водку принесли с собой.

Я н о. Но со мной ты еще не пил.

П а л ё. Говорю — не буду.

М а т ь. Выпей, сын мой! (Напряженно смотрит на него.)

П а л ё (чувствуя, что она хочет этого, поднимает бокал). За ваше здоровье! (Выпивает.)

Я н о. Говоришь, на коленях работал?

П а л ё. Йес.

Я н о. Чудно́! Ну, еще одну стопочку!

П а л ё. С меня довольно!

М а т ь. Я разберу твои вещи.

П а л ё. Не надо. (Снова встречается с ней взглядом.) Я сам это сделаю! (Открывает чемодан.)

Я н о. Ну, я пойду, а то парни меня ждут. А вы поговорите. Мама тебе расскажет, что у нас нового. Бутылку я оставляю тебе.

П а л ё. Подожди! (Достает молитвенник.) Это я привез моей дорогой маме. Молитвенник. Он в этом доме понадобится… (Отдает его матери и тотчас же достает нож.)

Луч прожектора освещает Палё точно так же, как во втором явлении.

А этот нож я привез брату.

Мать вскрикивает.

Луч прожектора исчезает; сцена продолжается.

Я н о (осматривает нож). Да-а, красивый. Охотничий или какой? Ей-богу, такого тут ни у кого нет! (Похлопывает Палё по плечу.) Спасибо, Палё, что не забыл. Ну, выпьем еще. (Наливает.)

Они выпивают.

Возьму нож с собой, покажу друзьям в трактире.

М а т ь (вскрикивает). Нет! (Выхватывает у него из руки нож.)

Я н о. Что с вами? Боитесь, что я подерусь. Это было когда-то. Теперь