Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

В моем бокале места нет рыданьям,

в нем только радость вечная поет.

Вино, вино, хвала тебе и слава!

В с е (поют).

Пусть растет виноград,

золотой и пурпурный,

пусть все ангелы пьют

и святые на небе

и молитвы вину

вдохновенно слагают.

Пьют.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

Король великий, дамы, господа!

Искусство — тоже неплохая вещь,

но все ж прекрасней терпкое вино.

Порой искусство ползает в пыли

и словно раб покорный пятки лижет,

фальшивой видимостью ложь скрывая.

А эта чаша золотистой влаги

внушает нам ту искреннюю смелость,

с которой правду миру говорят.

О, если б это делало искусство!

Вино, вино, хвала тебе и слава!

В с е (поют).

Пусть растет виноград,

золотой и пурпурный,

пусть все ангелы пьют

и святые на небе

и молитвы вину

вдохновенно слагают.

Пьют.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

И если песнь моя порою неискусна,

виной — вино, сковавшее язык.

(Кланяется и садится.)

Аплодисменты.

К о р о л ь. Это у вас неплохо получилось!

П о э т. Я протестую против одного — вы отдаете предпочтение вину перед более крепкими напитками.

П е т е р. Перед такими, например, как ром.

Р о з а л и я. Воздайте хвалу алкоголю — и мужчина достанет вам звезду с неба.

К о р о л ь (растроганный). Благородная Розалия, быть мужчиной — не такая легкая вещь. Удел мужчины трагичен. Все на свете против нас, лишь алкоголь никогда нам не изменит.

Р о з а л и я. Прошу вас, угощайтесь, угощайтесь!

К о р о л ь. Иероним, налей!

П о э т. Мне чистого рому. Это вдохновляет. Ром…

Г р а ф  Р и х а р д (поднимает бокал, со звоном ударяя перстнем о хрусталь).

Ваше величество…

П е т е р. Картина вторая. Занавес поднимается.

А д е л а. Мне сегодня чудо как весело!

Р о з а л и я. И прошу вас, угощайтесь, угощайтесь!

Г р а ф  Р и х а р д.

Ваше величество…

П е т е р. Сильвия, налейте мне коньяку. Все время подливайте мне коньяку. И пускай меня зовут хоть казачьим атаманом. Мне уже наплевать! Музыка!!

Г р а ф  Р и х а р д.

Я стар уже, я дряхлый человек.

Я поседел на службе королевской.

И это на слова дает мне право,

с которыми, хочу я обратиться

к великому и мудрому владыке.

О мой король! Превратны наши судьбы.

Победа нынче — завтра пораженье.

Сегодня чернь тебя боготворит —

а завтра проклинать нещадно будет.

Ее приязнь, как женская любовь,

капризна и непостоянна.

Так слушай же, король, я дам совет!

Толпу, как женщину, склоняй к любви,

предстать пред ней старайся в лучшем свете,

будь щедр на комплименты и признанья,

осыпать милостями обещай —

ведь от посулов ты не обеднеешь.

П е т е р. Да вы порядочный пройдоха, почтенный!

Р о з а л и я. Ах, сударь, вы, право же, вероломны! (Остальным.) Прошу вас, угощайтесь, угощайтесь!

Г р а ф  Р и х а р д.

Теперь же будь внимателен вдвойне

к моим словам. И, укрепив свой трон,

будь милостив, но в меру, как с женою,

разумен, — но и тут не чересчур —

за признак старости сочтут чрезмерный ум.

Вся мудрость в том, чтоб угождать капризам.

К о р о л ь. Ваше здоровье! Сразу видно женатого человека.

Р о з а л и я. Аристид!

П е т е р. Вы могли бы хоть сейчас стать редактором.

Г р а ф  Р и х а р д.

Еще один совет, о мой король.

Надеюсь я, сиятельная мудрость

простит мне несколько отважных слов.

Кто слушает советы — тот сильнее,

чем тот, кто все решает в одиночку.

Так будь здоров, и бог тебя храни.

П е т е р. В конце концов, почему бы нам и не присоединиться к этому тосту? В ваших словах, право, что-то есть.

Р о з а л и я. Мы, женщины, за подобные нападки на слабый пол пить не будем.

А д е л а. Предлагаю: пусть одна из нас им за это отомстит. А поскольку сама я таким старинным, слогом изъясняться не умею, пускай за всех нас выскажется Сильвия. Идет?

Р о з а л и я. И без пауз, пожалуйста. С мужчинами можно разговаривать, лишь когда не даешь им рта раскрыть.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

К чему вам, дамы, обсуждать мужчин?

Они ведь для того и есть на свете,

чтоб женщина не оставалась девой.

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Но, милый граф, теперь за нами слово.

Я вспоминаю старую легенду,

которая наш спор легко решит.

Когда творец, вселенную создав,

взгляд обратил на дело рук своих,

на птичек, на зверушек, на цветы,

на горы, на луга и на потоки,

на ветер, звезды, солнце и на твердь, —

он всюду замечал несовершенство,

изъяны, неполадки, недоделки.

Не все пернатые умеют петь,

не все зверье лесное безопасно,

в прекраснейших цветах таится яд.

П е т е р. Я сгораю от любопытства, какой во всем этом смысл.

А д е л а. Тсс! Мужчины лишены слова.

М а р к и з а  С и л ь в и я.

Вода в реке грязна и холодна,

а ветер все ломает, рвет и мечет…

И мудрый бог сказал себе тогда:

коль в мире зло разбросано повсюду,

его всего труднее одолеть.

И зло решил собрать он воедино:

взял грязь и холод у текущих рек,

яд — у цветов, и хищный нрав зверей,

и карканье — у безголосых птиц,

и дикость ветра — все в одно вложил,

чтоб видеть воплощенье зла живое.

Вот как всевышний сотворил мужчину.

А д е л а. У мужчин имеются возраженья?

П е т е р. Со всей ответственностью заявляю: с начала и до конца все это — чистая выдумка.

Р о з а л и я. Дорогой сын, словами делу не поможешь!

К о р о л ь. Но постойте! Если господь бог все зло вложил в мужчину, почему еще остались ядовитые цветы, грязные реки и тому подобное? Что-то у вас, мадемуазель, не сходится!

П е т е р. По-моему, тут снова было доказано, что женщина лишь тогда находчива и остроумна, когда молчит.

Р о з а л и я. Петер!

Г р а ф  А л ь ф р е д.