Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1938—1945). Том второй - Иван Стодола

Знаете, ради чего я вас держу? Не знаете! Что? Вам не хватает ума, чтобы это понять, ясно? Молчать! Я вам скажу. Я держу вас как знамение времени, ясно? Чтобы мои дети видели, как выглядит человек, который всегда и со всем соглашается. Я могу делать что хочу, а вы будете ходить за мной следом, как пес. Понимаете? Молчать! Вы из тех, кто выдрессирован, и потому всю свою жизнь будете только тявкать да вертеть хвостом. Молчать! Вы хоть знаете, что такое думать? Не знаете! Молчать! Вы из тех, с кого довольно и шляпы, голова при этом не требуется! Да что я, собственно, так разволновался. Вы звонили в посольство?

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, звонил.

К о р о л ь (нетерпеливо). И что же?

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, и что же?

К о р о л ь. О господи!

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, о господи!

К о р о л ь (орет). Молчать! Теперь звоните в полицию.

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, теперь я позвоню в полицию.

К о р о л ь (стирает пот). Дружище, вам бы служить агентом похоронного бюро. Из-за вас, того и гляди, окочуришься. Хорошенькая будет жизнь у вашей жены! Есть у вас хоть девушка?

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, у меня есть девушка.

К о р о л ь. И она еще не выставила вас за дверь?

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, еще не выставила.

К о р о л ь. Кто же эта героиня?

Р ы л о. Барышня Адела, пан генеральный директор!

К о р о л ь (вытаращив глаза, ловит раскрытым ртом воздух, потом дико вопит). Вон!

Р ы л о. Вот именно, пан генеральный директор, вон. (Уходит.)

К о р о л ь. Этому человеку я больше не позволю произнести ни слова.

Входят  Р о з а л и я, А д е л а, П е т е р, м а р к и з а  С и л ь в и я, г р а ф  Р и х а р д, г р а ф  А л ь ф р е д, п о э т, И е р о н и м  и, по желанию режиссера, н е с к о л ь к о  с т а т и с т о в.

Р о з а л и я. Аристид! Опять ты о политике! Я всегда говорю: на свете есть две вещи, о которых каждый мужчина думает, будто он в них что-то смыслит, — женщины и политика.

К о р о л ь. И наоборот, на свете нет ни одной вещи, о которой бы каждая женщина не думала, будто она в ней что-то смыслит.

Р о з а л и я. Аристид!

К о р о л ь. Что я такого сказал?

Р о з а л и я. Прошу вас, господа, извольте присесть к столу, отведать нашего скромного угощения.

К о р о л ь. И немного рейнвейна.

П е т е р. И немного коньяку.

А д е л а. Я бы попросила яичный коктейль.

П о э т. А я бы выпил чистого рому, рому, рому, рому. Это вдохновляет.

Р о з а л и я. Иероним, налейте господам.

Иероним наливает.

Я поухаживаю за дамами. Адела, предложи нашим гостям сандвичи.

П е т е р. Ваше здоровье!

Г р а ф  Р и х а р д.

Ваши величества…

П е т е р (маркизе Сильвии). Прошу вас, не спускайте с меня глаз. Я могу чем-нибудь трахнуть этого господина.

Г р а ф  Р и х а р д.

                              …сиятельные господа и дамы!

К о р о л ь. Опять понес!

Г р а ф  Р и х а р д.

Давайте вспомним старый наш обычай

и чашу первую нектара золотого

за нашего подымем короля.

Любой стране, любому государству

он богом дан — и да пребудет вечно.

И пусть перевернется белый свет,

пусть солнце ясное навек померкнет в небе,

лишь только б здравствовал король великий —

мы под его лучами будем греться,

его тепло рассеет ночь и мрак.

П е т е р. Святые угодники!

Г р а ф  Р и х а р д.

О мой король, ведите свой народ,

даруйте мир ему или войну.

Примите наши жизни и сердца

и долго, долго нас не покидайте.

За ваше счастье — этот тост заздравный,

пусть вечно правит наш властитель славный!

К о р о л ь. Ну просто цирк!

А д е л а. Как по нотам! Теперь вы, Альфред!

П е т е р. Она уже зовет его Альфредом! Господа, я ничего не имею против вашего красноречия. Только, пожалуйста, изберите его предметом кого-нибудь другого. Говорите о женщинах, о любви, о вине — о чем хотите. Но меня оставьте в покое.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

О, ваше слово для меня закон.

П е т е р. Нет, нынешнего вечера я не переживу.

П о э т. Говорите о роме. Это вдохновляет. Рому, рому, рому!

К о р о л ь. Об этом надо говорить под музыку. Эй, музыканты, хоть уже утро, вы все-таки не спите!

Р о з а л и я. Прошу вас, угощайтесь.

К о р о л ь. Ну, где там музыка? Музыканты, играйте!

Музыка.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

Источник грез! Волшебное вино!

Ты всех нас переносишь в мир иллюзий!

Пусть говорят, что миром правит ум

и нет в нем места для воздушных замков,

но нам всего дороже королевство,

где мы от бед прибежище находим.

Прошу, король мой, дамы, господа, —

поднимем наши пенистые чаши,

дань восхищенья отдадим вину!

Оно пьянит нас больше, чем любовь,

и не приносит разочарований!

К о р о л ь. Надо, чтобы кто-нибудь это записал.

П е т е р. Дружище, не делайте пауз, не то какая-нибудь дама перебьет вас и больше вам рта не дадут раскрыть.

Р о з а л и я. Петер! Прошу вас, угощайтесь, угощайтесь.

А д е л а. Не мешайте ему! Дальше!

Г р а ф  А л ь ф р е д.

Король великий, дамы, господа!

Мозг в голове — прекраснейшая вещь,

еще прекрасней винные пары.

Ведь разум зачастую и опасен,

его скрывать от посторонних нужно,

когда над миром воцарится глупость.

И тут вино — надежная защита.

Болтай, что хочешь — пьяному простят.

Вино, вино, хвала тебе и слава!

К о р о л ь. Браво! И такого человека я считал ненормальным!

Г р а ф  Р и х а р д.

Пусть растет виноград,

золотой и пурпурный,

пусть все ангелы пьют

и святые на небе

и молитвы вину

вдохновенно слагают.

Пьют.

Г р а ф  А л ь ф р е д.

Король великий, дамы, господа!

Любовь в сердцах — прекраснейшая вещь,

еще прекрасней, если в сердце — хмель.

Препятствием подчас любовь бывает,

когда хотим мы нечто совершить,

что себялюбием грешит немного.

Но вместе с тем есть много преступлений,

свершенных под эгидою любви.

Любовь подчас нам кажется шкатулкой,

украшенной брильянтами и златом,

а в той шкатулке — море горьких слез.

Но эта чаша золотистой влаги

нас переносит в мир счастливой сказки,

где нет ни голода, ни слез, ни горя.