Чешская и словацкая драматургия первой половины XX века (1918—1945). Том первый - Иржи Маген

твоему тщеславию, ты ею бредил…

О б а д ь я. Бредил — не бредил, какая разница, старина!.. Всюду излишества, одни излишества: дворцы, ларцы, пиры, дары, корабли, наемники, охота, бог весть что еще! Бесконечные расходы, да еще какие… подумать страшно! Последнее золотишко утекло в Яффу в уплату за лакомства препакостные, в Хеврон — за цветы — никакой красоты! — в Ен-Геди — за фигляров… Жуть! Голова кругом идет, прогорим, рухнем… Поддержите, подоприте!.. Уф, отвел душу… А скажи мне, прямодушный Менахен, позволил ли тебе царь допустить в темницу к Иоанну этих пресловутых учеников?

М е н а х е н. Позволил.

О б а д ь я. Странно. Ведь сегодня должен был заседать совет, чинить суд над Иоанном. Может, уже вынесен приговор.

М е н а х е н. Ложь!

О б а д ь я. Спорить я не стану, тебя ведь не переспоришь. Лучше держаться от тебя подальше… Излишества, мотовство, мотовство… Ах, боже! (Убегает.)

Входит  с о в е т н и к.

С о в е т н и к. Что это он все об излишествах? Ему бы следовало говорить о нехватках и недостачах…

М е н а х е н. Пусть его! Отведет душу и опять будет завзятым эпикурейцем… Поторопитесь лучше с приготовлениями!..

С о в е т н и к. Все уже готово, господин домоправитель.

М е н а х е н. Возможно, царь или царица сами захотят проверить, все ли в надлежащем порядке. Да вот они уже идут!

Входят  ц а р ь  И р о д  и  П е р и т.

И р о д.

Перит любезный, на сегодня хватит!

Совет уже пора бы завершить.

Пускай соображенья, коих столько

Мы слышали, птенцами из гнезда,

Оперившись, летят, чтоб примененье

Себе найти… Особенно — поправки,

Что предложил достойный Ахисар.

Любому надлежит до самой смерти

Быть сыном осмотрительности, стар

Иль молод ты, ну а царю — тем паче.

Он — средоточье, солнечный венец

Премудрой осторожности. Однако

Огонь уже почти заглох, опал…

Что скажешь дорогой Перит?

П е р и т.

                                             Кострище

То разгорится, государь, то вновь

Угаснет. И, подернутые пеплом,

Уголья тлеют, чтоб опять взметнуться

Багровым языком…

И р о д.

                              Мы втопчем в грязь

Огонь, чтоб даже искры не осталось…

А со строительством поторопись!

Я о дворце, что возле Иордана,

В том месте, где усталая река,

Как будто искупавшись в нашем море,

Стремится вдаль, как путник, освежась…

Какие открываются там виды!

И крепость вознесется на скале,

Волшебный замок! У его подножья

Плескаться будут волны. Я б хотел,

Чтоб он ко дню рождения царицы

Уже стоял во всей своей красе —

Подарок наподобие букета…

Там в виде изваяния двойник

Предстанет ей, и, поразившись сходству,

Она его ощупывать начнет,

Оторопев и словно усомнившись

В том, что она — прообраз, а не он…

Ваятель — чудодей, большой искусник,

Он самую природу обмануть

И обольстить способен. Первым делом

Дострой мне в срок невиданный чертог.

Хлопот, как видишь, у тебя немало…

П е р и т. Готов служить тебе, милостивый царь, не за страх, а за совесть. (Уходит.)

И р о д. А что скажешь ты, брат заоблачных высей?

М е н а х е н. Покорно благодарю тебя, милостивый царь, за то, что ты допустил учеников к Иоанну. Он тоже признателен тебе…

И р о д. Я сделал это только ради тебя, только ради тебя!.. Стало быть, это доставило радость и ему?

М е н а х е н. Великую, царь мой! Он словно бы ожил, приободрился, воспылал, готовый на любую жертву…

И р о д. Стало быть, и к тому, чтобы раскаяться в поступке, который нас так глубоко оскорбил?

М е н а х е н. Прости его, милостивый господин мой, верни ему свободу, которой так жаждет даже неразумная птаха в клетке! Позволь ему снова заниматься его богоугодным делом, возврати его ученикам, бедному народу, который так его полюбил! Право, прикажи его выпустить… О, услышь и эту мольбу! Этим ты расположишь к себе господа, заслужишь его любовь, о царь!

И р о д. Отчего ты так хлопочешь за него? Когда он успел покорить твое сердце?

М е н а х е н. Я убедился, царь мой, что он — провозвестник божий, что он воистину пророк! Будучи источником мудрости, опорой справедливости…

И р о д. В то же время своими действиями он причинил нам и очень большой вред: привлек на свою сторону народ, обещая наставить его на путь истинный, и тот осмелел, обезумел, разленился, стал пренебрегать своими обязанностями, вышел из повиновения, взбунтовался. А главное — Иоанн обесчестил нас в глазах народа.

М е н а х е н. Наказание, которому он подвергся, может взбудоражить народ еще больше, этого не следовало бы упускать из виду…

И р о д. Мы все учтем, дорогой мой Менахен, все до мелочей, и только тогда сделаем выводы. Они тебя удовлетворят.

М е н а х е н. Ах, затепли хоть искорку надежды, что ты его помилуешь!..

И р о д. Однако, ты умеешь упрашивать, Менахен, — настойчиво, назойливо. Ну, да от этого не избавлен ни один властелин в мире… Ладно, будь по-твоему! Вот тебе царское мое слово: завтра, как только солнце проглянет из ночной темени, выйдет из темницы и он, дабы уже вольным человеком встретить восход. А, царица с принцессой пожаловали! Видно, тоже решили взглянуть, как идут приготовления…

Входят  И р о д и а д а  и  С а л о м е я.

М е н а х е н  удаляется.

И р о д и а д а. Ты здесь, мой царствующий супруг?.. Когда ты уже прогонишь со службы этого искусителя?.. Даже в его отсутствие ты весь как бы во власти его мнимых чар, и все ждешь от него не то утешения, не то откровения.

С а л о м е я. Право, любезный отче и царь, чары давно уже рассеялись, пыльца новизны облетела…

И р о д. О, это ты, наш звонкоголосый жаворонок! Кудри твои — словно нивы на рассвете, очи — звезды под темными дугами…

А что до откровений новизны…

Есть у судьбы подарки для тщеславных

Людей, для честолюбцев всех мастей,

Что не гнушаются ничем и ловко —

Пролазы и проныры! — лезут вверх,

Карабкаясь по лестнице почета.

Сии подарки тоже кое-что

Среди житейских ценностей да значат.

Они подобны гривне серебра,

Пригодной для того, чтоб отчеканить

Монету и увековечить в ней

Событье достопамятное. Или —

Крылу замашек дерзких, что сулит

Поднять честолюбивого пройдоху

Над скукой повседневности, пускай

Хотя б на пядь, но честолюбцу мнится,

Что он уже, захлебываясь, пьет

Хмельной лазоревый напиток славы,

В клубах тимьяна видит облака

И ореол орлиного полета.

Разноголосье торжища внизу

Почудится желанным отголоском

Музыки, льющейся из горних сфер.

Вот как подарки эти обольщают,

Обманывают зрение и слух,

Вкус извращают, будучи