Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

но и на его судах в отдаленных водах порядок и дисциплина стояли выше других. Замечалось сознание у служащих известного долга перед своим мундиром, чувство, что они обязаны держать знамя своей части высоко. Во время войны все его чины, участвовавшие в ней, исполнили свой долг до конца. Интересно обратить внимание на способы Гвардейского экипажа привязывать к себе своих членов. Мне известен случай, когда один из его офицеров, будучи ранен, и думая, что он не выживет, просил присутствующих передать в экипаж, как он умер. Он остался жив и, слава богу, теперь здравствует, но факт остается фактом. На каком бы корабле кто-нибудь из нас вздумал, умирая, приветствовать экипаж? Хорошо, если ему не придется прибегнуть к памятной книжке, чтобы узнать его номер. Заметим, что Гвардейский экипаж, собственно, чисто сухопутная часть, тем не менее его влияние распространяется в такой высокой степени и на корабли. Люди в нем такие же, как и в остальном флоте, но часть как таковая старая, с традициями, несколько обособленная, с известными правами и даже с отдельной формой. Какое огромное влияние эти на первый взгляд не так уже значительные факторы возымели на его нравственные качества! И в самый разгар бунтов ни в нем, ни на его кораблях беспорядков не было. Между тем он подвергался многим вредным влияниям наравне с остальным флотом. Однако он устоял, главным образом потому, что имел возможность отдельного самостоятельного существования. И в остальном флоте бывают попытки сохранить традиции. Есть у нас «Память Азова», «Память Меркурия» с Георгиевскими флагами. Но эти корабли только доказали, насколько бесполезно хранить историческую память в предметах материальной части, а не в душах живых людей. Как раз на «Память Азова» произошло одно из самых отвратительных возмущений [137].

На некоторых судах имеются, впрочем, свои традиции, но какие? Вспомнился мне случай в Порт-Артуре. На одном из судов уже во время военных действий праздновался храмовый праздник. За обедом адмирал, бывший командир этого корабля, произнес речь, в которой он напомнил служащим, как славно они возили Его Высокопревосходительство Наместника и Его Высокопревосходительство военного министра и заслужили благодарность. Вот чем приходится подбадривать личный состав на боевые подвиги.

Судьба участников последней войны. Нижние чины

Но вот у нас недавно была война. Она непременно сделала свое дело и создала множество действительно военных типов. Все эти люди живы. Вот случай вернуть упущенное и цепляться за драгоценный материал. Что же у нас произошло? Нижние чины вернулись с войны не в духе. Произвели беспорядки, отчасти даже бунты. И вот мы их испугались. Скорее всех в запас, в деревню. Некоторым судам не дали даже высадиться в порту. Прямо с корабля на железную дорогу – и по домам! – и сейчас же заместили их серенькими мужичками. Между тем вовсе не все бунтовали. Огромное большинство вело себя совершенно корректно. Конечно, большинство хотело попасть домой, но если бы были приняты какие-либо меры, то значительную часть удалось бы сохранить на службе. Сейчас очень немногие согласились бы остаться на сверхсрочную службу, но через шесть месяцев, через год огромное количество вернулась бы; тяжелая обстановка в деревне вследствие революционных движений сильно способствовала этому. И сейчас многие просятся обратно, но прием их зависит от желания командиров судов и экипажей и большинству отказывают. Очень немногие командиры любят сверхсрочных. Это элемент задорный, беспокойный и с претензиями. Конечно, сверхсрочный – не новобранец. У военного человека есть и самосознание, и самолюбие, он требует гораздо большего внимания и ставит начальника в гораздо более тяжелые условия. Надо себя показать, а то признавать не будут. Куда спокойнее с безгласными, тихими новобранцами. Их хоть и 500 человек попрячется по трюмам от появления 25 бунтовщиков, но зато они покорно повинуются всякому начальству, даже приезжей еврейке. Вот какие у нас взгляды и симпатии! Вот какое наше военное воспитание! Конечно, не все так поступают; я знаю командиров, особенно вернувшихся с войны, которые отыскивают старых людей, но, в общем, картина такая: наше драгоценное достояние этой войны, люди, сражавшиеся в Порт-Артуре и под Цусимой, испытанные и показавшие, рассеяны по всей России, как дуновением ветра. Наши Георгиевские кавалеры в лучшем случае подают пальто в швейцарской, а в худшем христарадничают на улицах, а на кораблях те же серые мужики, что и до войны. Где наше военное чутье?

Офицеры

Офицеры, конечно, большей частью остались на службе, хотя далеко не все. Но и тут незаметно сознательного отношения к сохранению того боевого материала, который нам дала война, и к использованию его для оздоровления нашего вялого организма. На первых порах было сделано нечто вроде попытки давать людям с боевым опытом преобладающее влияние в вопросах реорганизации вооружения, обучения и т. п. За это взялись чисто канцелярским путем. Засадили их всех по комиссиям, поговорили, порядили, и все окончилось пустяками. На ответственных же местах боевой опыт не является главным условием, а в центральных и решающих инстанциях он даже в значительном меньшинстве. Война была неудачная, поэтому ее участники не пользуются особенным престижем. Я убежден, что очень многие из просидевших здесь в тайнике своей души считают, что они гораздо лучше распорядились бы, если бы им предоставили возможность. Но вот в том-то и дело, что каков бы исход войны ни был, урок-то свой она преподала. Оттого она и была неудачною, что ее участники смотрели на вещи до ее начала такими же глазами, как на них смотрят и по сей день их оставшиеся позади товарищи. Зато у них теперь-то глаза хотя отчасти открылись, и если можно надеяться на лучшее будущее, то только с их помощью. Но этого-то убеждения у нас незаметно. Если иные боевые офицеры и подвинулись быстро вперед, то их движение носит характер личной награды за их заслуги, а не вытекает из сознания необходимости иметь боевой опыт на решающем месте. Уже теперь через два года после войны наши боевые элементы начинают растворяться в общей массе и покрываться гнилой старой канцелярщины. Теперь идут совещания относительно важнейших реформ в нашем ведомстве, и что же? Огромное большинство голосов принадлежит представителям канцелярии, а боевые строевики почти отсутствуют. А наша молодежь? Позаботились ли мы о том, чтобы выдвинуть скорее образованных под снарядами офицеров, чтобы в будущем флот очутился в надежных понятливых руках? Ведь молодежь больше училась на войне, нежели старшие чины, она более восприимчива и впечатлительна, и ее военная обстановка скорее и совершеннее обработала на свой лад. Они более надежные военные,