Военная разведка Японии против СССР. Противостояние спецслужб в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке. 1922—1945 - Александр Геннадьевич Зорихин

Оперативное управление ГШ внесло предложение усилить воздушную разведку в Северной армии, разместив на одном из её аэродромов разведывательную эскадрилью или звено из 2–3 самолётов разведки, а также прикомандировать к штабу объединения офицера авиационной разведки.

Кроме того, в повестке совещания значился вопрос получения достоверной информации о советско-американских отношениях. По этому поводу начальник 5-го отдела высказал мнение о том, что наиболее ценными для сбора данных об американских военных поставках в СССР являются экипажи тихоокеанских рыболовных судов, и предложил Северной армии завербовать среди них агентуру в каждом порту. 18-му отделению было предложено усилить прослушивание зарубежного коротковолнового радиовещания и сосредоточиться на взломе китайской дипломатической переписки. Начальник 8-го отдела выступил с инициативой организовать наблюдение за изменениями в высказываниях советского военного атташе в Японии[691].

Во исполнение этих решений приказом военного министра от 24 декабря 1941 г. в Корею были направлены 1 офицер и 6 гражданских специалистов, на Сахалин – 1 офицер и 9 гражданских специалистов по радиоперехвату. В целом же в 1942 г. РРП «Карафуто» пополнился 1 офицером, 1 прикомандированным сотрудником, 1 младшим переводчиком, 17 телеграфистами и 5 техниками по связи. Кроме того, в марте – апреле 1942 г. из Квантунской армии на Сахалин было переброшено звено разведывательной авиации[692].

Собранные органами военной разведки к концу 1941 г. сведения говорили о том, что с 1 марта по 31 декабря на запад из состава советских войск за Байкалом убыло 15 стрелковых, 3 кавалерийские, 4 авиационные дивизии и 8 танковых бригад, или 1700 танков и 1500 боевых самолётов (фактически 16 стрелковых, 7 танковых и 4 расчётные авиационные дивизии, 3279 танков). Одновременно Разведуправление установило формирование в составе войск двух фронтов 8 новых стрелковых, 1 кавалерийской, 1 авиационной дивизий, 1 стрелковой и 3 танковых бригад. 26 сентября заместитель начальника Генштаба проинформировал военного атташе в Турции о завершении 10 августа мобилизации советских войск на Дальнем Востоке и в Забайкалье и доведении их численности до 1 000 000 человек[693]. Всего же, по данным Разведуправления на 1 января 1942 г., в составе ДВФ и ЗабФ имелось 23 дивизии, 11 бригад, 1000 танков и 1180 боевых самолётов, что говорило о сохранявшемся превосходстве Советской армии над Квантунской[694].

Несмотря на планируемое весной 1942 г. выступление против СССР, на действия Японии на севере существенно влияло пробуксовывание германского «блицкрига». Ещё осенью 5-й отдел спрогнозировал потерю Советским Союзом Москвы, в связи с чем 29 октября военный атташе в СССР полковник Ямаока Мититакэ, эвакуированный вместе с посольством в Куйбышев, оставил своего помощника подполковника Сасаки Кацуми в советской столице наблюдать за ходом боевых действий и в случае её захвата перейти в подчинение военного атташе в Германии[695]. Более того, 6 ноября генерал-лейтенант Бандзай Итиро проинформировал Токио о переброске по воздуху советских войск из Ленинграда в Москву, что, по его мнению, свидетельствовало об исчерпании у Красной армии боеготовых резервов[696]. Однако советское контрнаступление под Москвой стало сюрпризом для японской военной разведки, поэтому 16 декабря 1941 г. 5-й отдел дал следующую оценку обстановки на советско-германском фронте:

«…2. Германия остановила наступление на востоке из-за сильных морозов и, вероятно, возобновит его [только] весной будущего года.

3. Сравнивая военные потенциалы Германии и СССР, можно отметить, что против 2 000 000 человек в вермахте Советский Союз способен выставить 5 000 000—6 000 000, максимум – 10 000 000 военнослужащих, и в этом показателе преимущество на его стороне. Однако по вооружению и военной технике превосходство за Германией. Советский Союз, используя зиму, приведёт в порядок свои Вооружённые силы, но вновь сформированных для обороны стрелковых дивизий будет 20–30. Даже в эпоху царизма Россия вела затяжную мировую войну, а сейчас, когда нация сплочена и у правительства Сталина самая широкая поддержка, вероятно, оно пробудет у власти ещё долгое время»[697].

Полторы недели спустя 5-й отдел уточнил, что СССР располагает 170–180 дивизиями, 4000 танками, 4000 боевыми самолётами, имеет огромные людские ресурсы и уже формирует порядка 200 резервных дивизий[698].

Обобщив всю стекавшуюся в Токио информацию, 15 января 1942 г. начальник Генштаба доложил императору: «Нельзя недооценивать того факта, что Советский Союз сохранил 40 % военной промышленности и постепенно её восстанавливает. У него имеется много учебно-боевых самолётов, во Владивостоке замечены дальние бомбардировщики типа ДБ. На Дальнем Востоке идёт активное рассредоточение и укрытие боевой авиации, обнаружить её визуально практически невозможно. Большое внимание уделяется организации работы транспорта и связи. В целом в СССР нет признаков истощения и неверия населения в победу». Отвечая на вопрос императора о возможности начала войны против СССР, начальник ГШ констатировал, что «в настоящее время проведение наступательных операций на севере весной этого года является невозможным»[699].

Подтверждением правильности выводов начальника Генерального штаба стал представленный ему в феврале 1942 г. 5-м отделом доклад о том, что «Советский Союз, в общем, не потерпел поражение, поэтому сегодня нет предпосылок к реализации так называемой теории „спелой хурмы“ в отношении советских войск на Дальнем Востоке. Хотя СССР и перебрасывает на запад войска, у него достаточно много резервов для восполнения убывающих сил, ввиду чего сокращения дальневосточной группировки более чем наполовину не будет»[700].

Поэтому, когда в конце февраля в Токио открылось координационное совещании правительства и Ставки по анализу военно-политической обстановки в мире, заместитель начальника Генштаба довёл до собравшихся оценку боеготовности советских войск за Байкалом, согласно которой они ни в чём не уступали Квантунской армии, а по авиации и пехоте превосходили её, что делало невозможным одновременное проведение операций на юге и севере[701].

С учётом информации органов военной разведки координационное совещание 7 марта 1942 г., как и 10 января, подтвердило преемственность принятого осенью курса на сохранение мира между СССР и Японией и предотвращение сближения Москвы с Вашингтоном[702]. В то же время сроки начала боевых действий против СССР переносились на неопределённое время.

Пользуясь оперативной паузой на советско-германском фронте, в начале апреля 1942 г. японские военные атташе обсудили в Берлине ход войны и состояние армий воюющих стран. В докладе в Генштаб они отмечали, что главными целями планируемого весеннего наступления немцев являлись выход в нижнее течение Волги, последующий захват Кавказа и продвижение через Баку в Иран и Ирак. Поскольку, по сведениям японских военных разведчиков, московское, мурманское и ленинградское направления носили второстепенный характер, А. Гитлер большое внимание уделял Турции, совместными действиями с которой рассчитывал ускорить выход немецко-фашистских войск к Персидскому заливу. При этом Германия и её союзники имели абсолютное превосходство над