Кодекс чести морского офицера. Русский Императорский флот. Страницы истории, дух и дисциплина - Коллектив авторов

Морской язык

Отчетливость морской службы, необходимость короткого и ясного приказания делают то, что долго пробывший на море в среде моряков усваивает особый, палубе корабля и морю присвоенный, весьма образный и выразительный язык и манеру одним словом выразить то, что для берегового жителя требует целой фразы.

Шхуна «Крейсерок»

Замечательным словом по массе применения и практического приложения является прилагательное «чистый» и другие формы его, как, например, «чище», «в чистую», «чисто» и проч. Дадим несколько примеров морского языка. «В чистую» – значит выйти в запас, в отставку. «Чисто за кормой» – значит, что нет ничего, что могло бы помешать дать задний ход. «Чище выровняться» – подравнять строй, соблюсти интервалы, подразумевается направо. «Держать что-либо чистым» – значит иметь готовым к употреблению в любую минуту. Приведем еще несколько специфических морских выражений. «Отсвистать» – означает окончить, прекратить, а рассказчику перестать врать. «Пустая бутылка» – покойник. Степени опьянения: «под триселями» – слегка выпивши, «под зарифленными марселями» – серьезнее, слегка покачиваясь; «отдал якорь» – свалился. «Отдать якорь» – также значит где-либо плотно обосноваться, устроиться. «Пройти под ветром» – счастливо избежать опасности, обычно встречи строгого начальника на берегу. «Показать корму» – удрать. «Лечь в дрейф» – отдать себя на милость. «Запеленговать» – что-либо отметить, например запеленговать девицу – значит обратить на нее особенное внимание. «Привести» – стараться завести знакомство. «Серый» – неопытный, молодой по службе. «Трюмвейн» – скверное вино, командная водка. «Потрави немного» – завравшемуся рассказчику. «Разрезная бизань» – детские нижние штанишки с прорезью. «Порта откинуть» – расстегнуть брюки морского образца.

Для полноты показания красочности и образности морского языка приведем письмо старого моряка эпохи парусно-парового флота к своему бывшему однокашнику, сообщенное г. Веденевым на страницах «Морского журнала».

«Вот тебе, дружище, выписка из шханочного журнала моего крейсерства по океану жизни и поприщу службы. Со вступлением моим под паруса офицерского звания служба благоприятствовала попутными ветрами. Несмотря на риф – марсельные подчас отношения начальства, я никогда не ложился в дрейф перед протекцией, а только правил по румбу долга, пеленгуя законы. Так валял я под гротом, фоком и брамселями по 12 узлов до самого штаб-офицерского ранга. За это время я правил все в должности, начав с вахтенного офицера вплоть до командира корабля включительно. Совершил два кругосветных вояжа и много заграничных и внутренних кампаний и исполнил амчкие цензы. Затем служба моя заштилила в качестве “флаг-офицера” адмирала Белинсгаузена (Быть флаг-офицером Белинсгаузена, памятник которому в Кронштадте, значит не плавать) в Кронштадте, и я оттуда стал лавировать по семейным портам. И вот в одном таком порту я встретил яхточку с белоснежными парусами, с прекрасно выправленным рангоутом и имеющую, как я узнал, необходимый в целях остойчивости балласт приданого. Яхточка мне очень понравилась. Мне захотелось перевести ее на мой меридиан и взять на абордаж. Но где моя смелость! Куда девалась отвага, когда сердце забило тревогу. Я повернул оверштаг, привел в крутой бейдевинд, лег контрагалсом и сделал по яхточке залп предложения руки и сердца. Можешь себе представить мою радость, яхточка подняла сигнал “флаг согласия” и сдалась без боя. И вот я справил адмиральский час моего благополучия, стал фертоинг близ Васильевского острова, затем втянулся в гавань отставки и разоружил свой морской мундир. Теперь я давно не сидел на экваторе (то есть без денег), а от спокойной жизни корпус мой принимает понемногу более крутые обводы, да и яхточка превратилась уже в целый фрегат. На лето мы лавируем в зелень, ведя на бакштове мелкие гребные суда с разрезной бизанью собственной постройки. Оглядываясь на струю кильватера, я с удовольствием вспоминаю пройденный курс жизни и службы и без страха смотрю с полубака вперед на время, когда придется отправиться ниже земной ватерлинии на вечную зимовку».

Песни и игры

Историческое исследование показывает, что песня, как средство для облегчения работы и создания такта при гребле или вообще при массовой тяжелой работе, имела место в глубокой старине. Песня была широко распространена в Китае (на больших джонках) и существует предположение, что оттуда она была заимствована моряками коммерческих судов, в особенности в эпоху клиперов, как английских, так и американских. С другой стороны, известно, что задолго до появления в китайских водах клиперов, пение было уже в обычае у европейских моряков. Весьма вероятно, что матросы древних египтян и финикиян работали под песню. Иногда это пение носило характер заклинания. James в своей History of the Royal Navy сообщает отрывок из журнальных записок англичанина времени царствования Генриха VIII, в котором приведены заклинания, произносившиеся нараспев матросами при съемке с якоря.

Имея одну и ту же цель – облегчение работы, – песни эти были двоякого рода. Так, например, при выхаживании якоря ручным шпилем песня состояла из припева, заводимого одними и затем подхватываемого всеми в такте медленному шагу идущих на вымбовках вокруг шпиля людей. Другого рода песня состояла из ряда возгласов и употреблялась тогда, когда тяга производилась толчками, рывками, то есть обтягивая до места ту или другую снасть.

Нам очень легко представить себе эти песни, стоит только вспомнить знаменитую русскую «Дубинушку»; она соединяла в себе обе морские песни по характеру. По содержанию морские песни были так же мало цензурны и полны грубого юмора, как и наша пресловутая «Дубинушка».

У нас, на Императорском флоте, ничего подобного не было и уже потому, что первое и строжайшее требование состояло в соблюдении при работе на корабле совершенной тишины. При авральных работах, при вызове всех наверх только команды старшего офицера и дудки боцманов нарушали тишину. Такт давался дудкой, подсвистывавшей шаг выбирающих тали, гини или ходящих вокруг шпиля, или особым присвистом, употреблявшимся при работе рывками.

Русский матрос любил пение и пел в положенные на то часы, обычно с шести до половины восьмого вечера, с чувством и большим подъемом. Эти «баковые концерты» были очень популярны и командой очень любимы. Во время заграничных плаваний неоднократно можно было наблюдать, как десятки всякого рода шлюпок окружают русский военный корабль, стоящий где-нибудь в тропиках или Средиземном море, и туземцы награждают русских матросов за чудное пение и музыкальность чуждых им мотивов. Бывали даже случаи, когда с берега приходили запросы о том, будет ли концерт (пение команды) сегодня ночью. Команда это знала и охотно шла навстречу, иногда балуя свою