Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

Невысокий чумазый человек с космами бы предельно серьезен. Рука его удерживала лягушонка, а губы почти бесшумно шевелились. В молитве? А кто его знает. Человек был носителем языка, в котором хорошо, если тысячу слов можно было насобирать. На фоне коки – это бесконечный уровень мудрости, равно как и размеры чумазого человечка, на фоне животного в палец длиной были бесконечными. Но с иной точки зрения, над кочкой завис весьма невысокий щуплый и рахитичный дикарь.

Уже почти час ползал ханабей по сырой расщелине между скал. Наступала пора песен коки, и за вечер, ориентируясь на звук, можно насобирать лягушек на хороший ужин. И, может быть, не на один.

Горы немного радостей дарили дикарям. Вкусного зверя тут было трудно отыскать и добыть непросто: шустрые птицы летали быстрее острой палки, ловкие обезьяны уворачивались от тяжелых камней. Приходилось пользоваться плодами деревьев да ковыряться в земле. А там – личинки, муравьи, улитки, змеи или вот – коки.

Конечно, там – в низких землях – было море. Полное сочной рыбы. Море было так богато, что истории об охоте на рыб не вымирали среди ханабеев до сих пор. В море водились звери, которых не осилить за один раз всей общиной, хоть целый день работай челюстями. Только вот от сытного берега горцев давно прогнали бритые. Бритые были сильнее, их было много. Они заселили берег и забрали себе всю рыбу и всех морских зверей. А ханабеев даже близко не подпускали. Хотя моря – бескрайнего соленого моря – хватает на всех. Конечно, при желании можно было выйти к берегу и даже какое-то время побыть на берегу. Но рано или поздно бритые обязательно найдут ханабеев-рыбаков. Найдут и уничтожат. Просто так, не ради дара. Убьют и бросят гнить. Поэтому ради Жизни ханабеи не ходили к морю, а ютились в непроходимых, но бедных едой горах.

Голод. Голод вечно хозяйничал в шалашиках горцев. Вот и сейчас раздувшееся пузико охотника на коки предательски урчало. Но губы его шептали совсем не о голоде. Они шептали о самом важном, что только мог озвучить язык из тысячи слов.

– Хаагу благодарит коки за дар, – прикрыв глаза, бормотал ханабей. – Коки уходит в Смерть. Коки щедрый. Коки не уходит без дара. Коки не сгниет в лесу. Коки подарил Жизнь Хаагу! – тут он негромко стукнул себя кулаком в грудь. – Коки подарил Жизнь другим!

Закончив шептать, человек плавно сжал пальцы в кулак. Неплотно – чтобы не раздавить добычу. Потом отошел назад и нащупал кожаный мешочек, где томились уже пойманные лягушки. Аккуратно развязав ремешок, ханабей сунул туда нового коки и быстро замотал горловину. Взвесил его на руке – и вес его удовлетворил. Подняв лежавшую неподалеку острую палку, горец пополз прочь.

Он перебирался через валуны и привычно думал о том, что в мире есть только две вещи: Жизнь и Смерть. Жизнь, в какую бы форму она ни облачилась, вырывается из плена Смерти. Как солнце, она вздымается над темнотой тверди и раскрашивает небо своим светом. И появляются птицы, рыбы, обезьяны, коки или даже люди. Жизнь проходит свой путь – у всех существ он различный. Но конец одинаков – их всегда настигает Смерть. Это был неизбежный итог. Никто из людей не ведал способа обмануть Смерть. Возможно, только для того, чтобы там, во тьме, перемоловшись и перемешавшись, в новой форме, Жизнь снова могла найти лазейку и сбежать из Тьмы.

Этого тоже никто не знал, и старики об этом помалкивали. Но с самых юных лет все люди знали точно две вещи: Жизнь – это хорошо, а Смерть – плохо. Смерть обязательно придет, и это надо принять сразу. Любое живое существо должно быть готовым к Смерти, потому что такова его судьба.

Хаагу выбрался из расщелины. Там в последних отсветах солнца на голой площадке скалы стояла его женщина. За ее спиной, обхватив руками шею, висел малыш. Его тоненьки ножки обхватывали пояс матери и нервно постукивали пятками по животу. Женщина тоже пребывала в волнении и нетерпеливо притопывала на месте, высматривая своего добытчика.

Ханабей загодя высоко поднял над головой мешочек, туго набитый маленькими коки. Женщина с малышом увидели это и радостно заскулили. Хаагу взобрался к ним на сухой теплую скалу, и вся троица расселась: он – неспешно и степенно, они – не скрывая нестерпимого желания поесть. Горец положил мешочек на середину, достал обсидиановый нож, а потом развязал и слегка приоткрыл горловину. Смятые крохотные лягушки уже почти не шевелились, некоторые наверняка подохли.

Ханабей взял двумя пальцами первого коки, легким движением вскрыл брюшко ножом и пальцем выдавил внутренности, которые, как соплю стряхнул в сторону. Потом медленно отправил в рот оставшееся. Тоненькие косточки захрустели на крепких зубах, а в низу живота предательски заворчал молчавший доселе зверь-голод.

Охотник очистил второго коки и отдал его женщине, которая нервно елозила, устав ждать. Женщины не умеют вести себя, они порою дики, как звери. Третью лягушку Хаагу вновь съел сам, с трудом сдерживаясь и сохраняя степенность. А вот четвертую, предназначенную женщине, та отдала малышу. Каким бы голодным ни был ее взгляд, она протянула коки ребенку, не колеблясь. Хаагу внутренне кивнул: это было ее дело, что делать со своей долей добычи.

На дне мешочка еще оставалось несколько лягушек, когда долгожданное мимолетное чувство сытости наконец наполнило тело ханабея. Степенность в поедании стала уже не показной, а естественной. И в такие редкие моменты, конечно же, всегда хочется поговорить.

– К коки пришла Смерть, – сказал Хаагу малышу, тыча ножом в почти пустой мешочек перед собой. – А Смерть придет к каждому. Но умереть можно разно. Можно уйти в Смерть и никому не дать дара. Упасть в болото и сгнить там. А можно сделать дар Жизни другим. Хаагу и женщина с малышом поели коки. Хаагу и женщина с малышом будут жить. Надо благодарить коки.

Малыш в это время увлеченно нажевывал лягушиный трупик (ему перепало не так много, и даже маленький зверь в его животе был не удовлетворен). Ребенок был погружен в себя и не понял, что мужчина не просто говорит, а учит глупого. Тогда женщина хмуро посмотрела на своего сына и шлепнула ладонью по затылку. Малыш вскочил на ноги.

– Благодарить коки! Благодарить коки! – затараторил он.

– За дар Жизни, – кивнув, добавил Хаагу. Малыш послушно