Ромодановский шлях. Забытые победы - Даниил Сергеевич Калинин

Но тотчас тяжелый удар ворога обрушился на трофейный клинок османского офицера, выбив тот из рук казака! В следующий миг неясные очертания топчу проступили сквозь мрак артиллерийской палубы и рассеивающийся пороховой дым; Орлов среагировал мгновенно, рубанув топором… И тут же перехватил рукоять его правой рукой, рванув секиру из груди пошатнувшегося – и попятившегося назад турка.

Выронившего собственный тесак из мгновенно ослабевших пальцев...

Слева свистнула сабля Митрофана, невольно прикрывшегося родичем, словно щитом; впрочем, сквозь пушечный порт на артиллерийскую палубу проникло еще трое донцов. Из-за спины Орлова нестройным залпом грохнули выстрелы пистолей – и сеча закипела с новой силой и яростью!

Тяжело дышащий от напряжения и усталости Семен был словно оглушен ожесточенной бранью и криками сражающихся, воплями раненых, свистом клинков и лязгом металла, вразнобой гремящими выстрелами казаков… И конечно, он не мог расслышать сквозь хаос схватки, что бой закипел уже и на верхней палубе.

Но перед самым абордажем казацкие струги держались уже вплотную друг к другу – и следующий за кораблем есаула струг зашел к мавне строго с кормы. И покуда стража турецкого галеаса столпилась вдоль правого борта (где и пошли на абордаж донцы Григорьева) – а потом ринулась и к левому, куда пристал третий казачий струг… Все это время на кормовой надстройке никого из осман не было.

Зато на «квартердек», возвышающийся над кораблем подобно крепостной башне, успело перебраться две дюжины казаков с пищалями. И как только прогремели первые выстрелы османского дозора, а из люков на палубу хлынули турки абордажной команды, их встретил неожиданный для врага, густой залп донцов!

После чего казаки стремительно ринулись в сечу, не дав османам опомниться и прийти в себя – тем самым выиграв время соратникам, только-только пристающим на стругах к мавне…

Уже вскоре все десять стругов облепили борта турецкого галеаса – словно стая голодных волков, рвущих загнанного ими кабана, а то и поднятого из берлоги медведя! Донцы густо полезли наверх по канатам, что занятые боем турки уже не успели обрубить от абордажных крюков. И с каждым мгновением казаков становилось все больше не только на верхней палубе – но и на артиллерийской площадке!

Однако бой не спешит затухать – скорее наоборот, сеча становится все ожесточеннее и злее с каждым мгновением. Подкрепление идет к обеим сторонам – и обе палубы превратились в поле ожесточенной сечи! Вполне себе равной, учитывая численность османской команды…

Да, донцы сумели проникнуть на корабль прежде, чем турки встали бы вдоль обоих бортов – и укрылись бы за планширем, словно за крепостным парапетом. В этом случае на казаков обрушился бы смертельный свинцовый ливень – да и на струги сверху полетели бы ручные гранаты… Кои невозможно применить, когда хаотичная рубка идет уже на судне!

И все же самая страшная и жестокая сеча развернулась именно на нижней палубе – практически в кромешном мраке и пороховом дыму… Где все искусство «правильной» рубки, привычной казакам, отошло на второй план.

Здесь, в дикой скученности сражающихся, невозможно наносить правильные удары саблей или вовремя парировать вражеские выпады – невозможно даже просто увидеть, откуда придет удар! Так что драться пришлось вслепую, на инстинктах, доверившись чутью. Когда сквозь дым ты еще не видишь, но уже чувствуешь движение противника, успеваешь уловить место, где он стоит… На мгновение раньше, чем враг рубанет тесаком!

Или пырнет им в живот – ведь у многих турок короткие клинки отлично заточены на острие…

Кто-то из казаков по наитию перехватил лезвие сабли второй рукой, ближе к самой елмани – и ни сколько рубил, сколько резал верным клином. Иные же подхватили трофейные тесаки – или принялись рубиться столь привычными русскому мужику топорами… Семен каким-то чудом успел перехватить запястье османского моряка, пытавшегося пырнуть его в живот – даже не тесаком, а просто широким и достаточно длинным кинжалом. Инстинкты его обострились до самого предела, а движения стали быстрыми, резкими, точными – как у охотящегося волка-сиромахи! Но и его собственную руку, когда Орлов попытался раскроить секирой череп турка, остановили сильные, жесткие пальцы моряка!

Семен попытался было надавить, потеснить противника – но то ли сказалась усталость последнего дня, проведенного на веслах, то ли враг оказался просто сильнее… Но именно толчок артиллериста-топчу заставил казака отступить назад и в сторону, попятиться – а на очередном шаге нога его не нашла опоры! И оступившись, Орлов полетел спиной назад – в открытый зев люка с лестницей, ведущей на палубу гребцов.

Орлов полетел спиной вниз, так и не выпустив запястья ворога из пальцев – и увлек его за собой…

Удар!

Жесткое падение выбило дух из казака – пусть всего на краткое мгновение, но выбило. А когда Семену удалось все же жадно вдохнуть, он тотчас уловил столь знакомый ему, тяжелый запах немытых тел и свежей крови, и ржавого железа невольничьих кандалов… Разве что в замкнутом пространстве нижней палубы он был гораздо тяжелее, чем на османской галере – где некогда и мытарился бывший рейтар.

Но именно этот запах вернул Орлова в те черные дни, когда сам он был прикован к веслу – и зависел исключительно от прихоти османских хозяев. В один миг перед глазами бывшего невольника промелькнули соратники рейтары – чью жизни оборвало резкое, скользящее движение татарского ножа по самому горлу… Когда крымчаки резали полоняников, взятых с боя у Конотопа – тех, кто по их мнению, не смог бы дойти до Крыма.

Жизнь самого Семена в тот день висела на тончайшем волоске…

Вспомнил казак и смертельно-белые, истерзанные тела русских женщин и девушек. Они умерли от внутренних кровотечений после жестокого насилия, свершенного погаными – древним ворогом, некогда явившимся из глубин Азии… Кого-то выродки изрезали до неузнавания в бесовском изуверстве; некоторых же девушек, кто особенно отчаянно сопротивлялся, насаживали на колья, оставляя мучаться в диких страданиях – в назидании остальным.

Изуверы поганые!!!

Да, все эти воспоминания промелькнули перед внутренним взором Орлова в единый миг. И пробужденные всего лишь запахом нижней палубы, одновременно с тем они разожгли в его сердце и давно тлеющий пожар ненависти к туркам, татарам и прочим басурманам… А ярость придала казаку сил.

И прежде, чем упавший вместе с ним осман успел бы нашарить кинжал и подняться на ноги, Орлов подхватил оброненный топор – и тотчас обрушил наточенный боек на затылок поганого! А после, поднявшись с колен, Семен увидел и двух бегущих к нему турок – «погонщиков»