Ромодановский шлях. Начало - Даниил Сергеевич Калинин

Последнее было обращено ко всем бывшим невольником, так что Семён было отвернулся от донца – и тут же похолодел, встретившись взглядом с пронзительно-голубыми, внимательными глазами Григорьева, обращенными именно на Орлова. Бывший рейтар обескуражено замер на месте, не зная, что сказать – но Прохор только кивнул ему… И уже отворачиваясь, негромко бросил:

- Помни про обет свой… Казак.

А вот тут уже по спине Семена натурально мурашки забегали… Он ведь на галере молился безмолвно, про себя! И также безмолвно дал обет, никто рядом услышать не мог, включая запорожца Петра…

Волнение после боя постепенно стихало в людях; павших казаков (их было всего несколько человек) и побитых стрелами гребцов (сгинуло три десятка, да еще с полсотни поранило!) схоронили в земле, татар просто скинули в ближайший овраг, осмотрев тела. Особо богатой добычи не взяли, но русских да малоросских пленников освободили больше четырех дюжин! Последние, среди которых было все больше невольниц, с волчьим блеском в глазах косились на татарских баб да деток – но иные кричали, призывая отдать им их детей… Рожденных от татар.

- Видишь, Семен, как все оборачивается. Вроде из дома силком угнали да снасильничали… А все одно ведь баба ребятенка своего любит больше света белого, от кого бы он не был рожден. Да и татары сыновей, от русских женщин рожденных, за своих признают – им же многоженство позволено! А помимо жен и наложницы… Вот и думай, в скольких из крымчаков, сегодня нами сраженных, текла русская кровь?

Митрофан придвинулся к костру, разведенному под захваченным у степняков котлом – в последнем уже весело булькало варево, в коем плавали крупные куски баранины. Впрочем, казаки не ждали шурпы, подкрепляясь свежей печенью, обжаренной на огне; родич же Орлова так и вовсе измыслил небывалое! Нарезав печенку и сердце не очень большими кусками, он нанизал ее на толстую, крепкую ветку, перемеживая пахучим курдючным жиром. Последний он также нарезал кусками, как и печень – а ветку, воткнув в землю толстым концом, наклонил поближе к огню, изредка переворачивая, подставляя еще не пропеченный бок… Аромат бешеный! Сам Семен, недолго думая, повторил за Митрофаном – а тот продолжил рассуждать:

- Но дети от русских невольниц, воспитанные крымчаками именно татарами, это еще половина беды. Гораздо страшнее снасильничать татарку – и сохранив ей жизнь, уйти. Тогда, быть может статься, годков через пятнадцать-шестнадцать, коли их проживешь, доведется тебе сойтись в сече с собственным сыном… Даже о том не зная.

У Орлова глаза на лоб полезли, как только он помыслил о подобном – а казак, коротко хохотнув, добавил:

- Так что, ежели какая из татарок тебе глянулась, так бери себе в жены! Нет, ну а что? В любви они окорота не знают, мясо вкусно готовят в котлах да на огне… Кохвий, опять же, заваривать умеют! С оселедцем прям хорошо идет!

- Оселедец – это, выходит, селедка? А кохфий – это что за варево такое?

- Да напиток турецкий… Вкусный, кстати! Так что думай, пока на твою татарку глаз никто другой не положил.

На этот раз настал черед Семена кривить губы в ухмылке:

- Не-е, брат. Я обет дал – как можно больше русских людей и прочих христианских душ из полона вызволить. Так что ежели моя татарка чье место займет на струге – полоняника, так из неволи и не вызволенного… Нет, такому не бывать. Лучше скажи – бабам-то, что детей своих зовут, от татар рожденных, дозволено их будет взять?

Митрофан остро так взглянул на родича, после чего кивком головы указал на татарский ясырь:

- Посмотри – зовут многих, а к матерям бросились только девки помладше, да двое мальчишек совсем малых… Покуда ведь мальцы едва ходят, они еще с мамками – но как твердо пошли и заговорили, татары семью разлучают, сами сыновей воспитывают. Ежели упрямится – так плеткой его, иль голодом чуть поморят, а мать куда подальше отсылают, чтобы глаза не мазолила… Малец постепенно к отцу привыкает – ну а там, как втолкуют ему, что он теперь гордый татарин, верный ханский нукер, а мать его так… Ясырка. Так он татариным и становится…

Запнувшись на мгновение, донец добавил:

- Девки-то, конечно, поближе к матерям. Но с ними как? Кто пожелает, принимает магометанскую веру, та уже и не рабыня. Кто глянулся кому из татар и кого в жены позвали - те также переходят к басурманам. Ну, а остальные - они ясырками остаются, даже если их родили от татар. Значит, отцы вполне могут и дочку в рабство перепродать с молодой матерью!

Семен, тяжело задумавшись, переспросил не сразу:

- Ну, а тех, кто к матерям бросился - тех заберём?

На сей раз казак утвердительно кивнул:

- Их конечно возьмем… Слушай, переворачивай! У тебя вон сало пригорает!

Вскоре печень перестала болтаться на самодельном вертеле, покрывшись аппетитной корочкой; поджарилось и сало. Следуя примеру родича (к слову, именно так готовить печень его научила турчанка, ставшая Митрофану женой), Семен присолил яство - после чего с жадностью вцепился в него зубами. Вкуснятина! Дымная, сочная, м-м-м... Но не успел бывший рейтар сделать и пары укусов, как с ним поравнялся есаул - швырнув под ноги Орлова ком с татарской одеждой и саблю-шамшир в ножнах:

- Хабар дуванить будем, когда вернемся в Черкасск. Но это, считай, с боя взял, верная добыча!

Немного растерявшийся Семен придвинул к себе не сильно изношенные и даже вроде не очень грязные шаровары да халат с тюрбаном, после чего неуверенно промямлил - ибо с недавнего времени к Григорьеву стал относиться не только с уважением и признательностью, но и легкой опаской:

- С-спасибо... Спаси Бог тебя за дар твой, есаул!

Но Прохор только рукой махнул:

- Благодарить будешь, коль живым останешься, когда в Черкасск вступим. А покуда скажи мне - правда бают, что ты солдатом был и в рейтарах служил, да коня хорошо знаешь?

Орлов утвердительно кивнул, уже ничего не сказав. Он пока еще не понял, куда клонит Григорьев - но судя по-всему, сабельку да свежую одежку ему выделили не просто так...

- А с клинком как? С самопалом?

Семен неуверенно пожал плечами:

- Клинка мне никто не дал, купил себе за жалование... И одного татарина под Конотопами сумел им достать. Но так-то сабельному бою не учен. А вот с самопалами очень даже