Агнес - Хавьер Пенья

От этой картины она не могла отвести глаз. Собралась экономить, чтобы скопить на нее денег. Но Крис запросил за свою работу двадцать тысяч долларов, так что на музейную зарплату пришлось бы копить не меньше пяти лет. А невозможность найти Криса сводила ее шансы поторговаться к нулю.

Человек, которому предстояло стать Луисом Форетом, пообещал, что, если разбогатеет, купит для нее эту картину, в ответ Девушка погоды и времени только рассмеялась:

— Ты что, и правда думаешь, что сможешь разбогатеть преподаванием?

— Попытай счастья с Мурром, — обиделся он. — Может, с ним тебе больше повезет.

Она попытала счастья с Мурром. Обратилась к нему с просьбой взять ее с собой искать знаменитостей на Родео-драйв. Стоило им встретить какую-нибудь звезду, она тут же доставала снимок картины, заявляла, что это классная инвестиция, что она предлагает вложиться пополам, пятьдесят на пятьдесят, что она готова подвинуться, пусть будет шестьдесят на сорок, только ради него, да что для него какие-то там двадцать тысяч долларов, потом говорила, что пусть будет семьдесят на тридцать, и это последнее предложение, только оно уже не срабатывало, потому что к тому времени знаменитость приходила к выводу, что перед ним — сумасшедшая. А если знаменитость и вправду была знаменитостью, то завершалось все тем, что телохранитель оттаскивал ее прочь под громкие крики: «Восемьдесят на двадцать!»

В течение этого времени персидская кошка Перса и человек, которому предстояло стать Луисом Форетом, провели вместе множество одиноких ночей. Можно было даже сказать, что они подружились.

У Мурра дела шли лучше, чем у них обоих, учитывая значимость происходящего для одержимого шоу бизнесом продавца досок для серфинга. В магазине он свел знакомство с неким гитаристам-любителем и на пару с ним занялся серфингом. Гитарист, в свою очередь, познакомил его с одним актером, популярным в восьмидесятые, а тот представил его бывшему защитнику «Клипперсов». В Лос-Анджелесе все устроено точь-в-точь как на древовидной диаграмме: карабкаешься по ветвям. Мурр только что купил новый мобильник, но и в нем карта памяти уже чуть не лопалась от снимков.

Защитник «Клипперсов» пригласил Мурра на вечеринку в перуанский ресторан в Санта-Монике. Мурр спросил, можно ли ему прийти с девушкой, и тот ответил, что, если он этого не сделает, все решат, что он гей. Так что он попросил Девушку погоды и времени пойти с ним, а она взяла на себя смелость написать в Калифорнийскую ассоциацию автомоек: «Я хотела бы пригласить вашего самого выдающегося сотрудника». Стоп. «Криса Вентолу из Сан-Бернардино». Стоп. «Сопровождать меня на вечеринку в Малибу». Стоп. «Где будут присутствовать успешные спортсмены и актеры». Стоп. «И другие не менее талантливые знаменитости». Стоп.

Крис на вечеринке не появился. Как и актер из восьмидесятых. Защитника из «Клипперсов» она тоже не увидела, хотя ей сказали, что он где-то там.

Девушка ворчала, устроившись на пляже и потягивая пену «Писко сауэра». Яркое платье промокло на груди, еще более эвклидовой, чем когда бы то ни было. Глядя на море, она печально улыбалась, изгибая алые, как на картинах Криса Вентолы, губы. Некий господин средних лет в сшитом на заказ костюме с платочком в кармашке подсел к ней.

— От тебя глаз не отвести, — сказал он. — Извини, ты актриса? Я не помешаю, если посижу здесь с тобой, а?

— Увидим. Вас интересуют инвестиции в искусство? Двадцать тысяч долларов у вас есть?

— Сначала ответь на мой второй вопрос, — усмехнулся мужчина.

Оказалось, что господин в костюме — испанский издатель, занятый в Лос-Анджелесе поиском юных литературных дарований. Он сказал, что будет счастлив вручить ей двадцать тысяч долларов, если она предложит ему роман, стоящий этих денег.

Но откуда ж ей было взять роман? Во рту девушки, в щелке между передними зубами, показался кончик языка.

Господину в костюме она сказала, что, если он оставит визитку, она обязательно ему напишет. Попросила у него время, максимум месяц. Потом позволила ему отвести себя в дамскую комнату и пощупать ее грудь. Этим они и ограничились. По крайней мере, именно так, по словам Форета, заявила ему Девушка погоды и времени, вернувшись домой.

— Сиськи, — сказала она, — сиськи. Для вас мы только сиськи. — На самом деле она произнесла «цицьки».

Той ночью, а также во все последующие персидская кошка Перса преспокойно спала в своей комнате.

Девушка погоды и времени никогда еще не была так привязана к человеку, которому предстояло стать Луисом Форетом. В ночной тьме, при погашенном свете он слышал только ее смех. Порой, когда она была сверху, он чувствовал, как сокращается ее живот, подрагивая в тихом икающем хохоте. Он никогда не спрашивал, чем вызван приступ смеха. Он был сосредоточен на том, чтобы пройти все шаги, прежде чем она его покинет. По словам Форета, в те ночи она так торопилась скрупулезно выполнить все, что предполагает коитус, что этот коитус напоминал скорее конвейер.

Девушка погоды и времени не замедлила сообщить, чего на самом деле от него хочет.

— Ты ведь пишешь, правда? И, кажется, говорил, что обладаешь талантом? Как думаешь, можешь написать нечто, за что отвалят двадцать тысяч баксов? Давай пятьдесят на пятьдесят! Готова даже на шестьдесят на сорок, ради тебя. Семьдесят на тридцать — мое последнее предложение. Но только мы сделаем все красиво, сделаем как Крис. Добавим таинственности. Подыщем какой-нибудь псевдоним, классный такой псевдоним. И фотку… Видел книги Томаса Пинчона? Икс вместо фотки. Вот это мы и устроим: только икс, никаких фото. Ничего общего с мужиками, повернутыми на сиськах. Тайна. Лично я скорее куплю роман с некой тайной, чем с каким-то идиотским фото. Проконсультируемся с литературным агентством, в Лос-Анджелесе они лучшие, откроем счет за границей, сэкономим на налогах. В Швейцарии, к примеру в Цюрихе. Счет, к которому у каждого из нас будет доступ. Только покажи, что именно ты пишешь. Если что-то классное, я согласна: пусть будет восемьдесят на двадцать.

— Мне жаль, но я пишу исключительно для себя. — А почему бы тебе не открыть свои творения миру?

— Ну, у меня есть одна подруга, она с ними знакома…

— А почему ей можно, а мне нет?

— Потому что она ослепла.

— А это тут при чем?

— Это длинная история.

— О чем ты пишешь?

— Тебе на самом деле хочется знать?

— Да.

— О тебе.

— Обо мне?

— О сексе с тобой.

— Сиськи! — На самом деле она произнесла «цицьки».

— Ага, цицьки, — поддразнил ее он.

Он пошарил в самом потаенном ящике