Царевна-ведьма - Владимир Васильевич Радимиров

   Бояре тогда на колени пред царём попадали и в один голос стали оправдываться: сами, дескать, не знаем, как такая катавасия тут произошла — морока де на умы наши снизошла загадочная…

   А вскорости и жречина Чаромир там нарисовался.

   Пожаловал он туда важный-преважный, на Милолику спящую огненным взором глянул и вот чего во всеуслышание сказал:

   — От сильных весьма переживаний сия красавица в сон глубочайший впала. Необходимо обряды очистительные срочно произвести и моление вознести всем богам, тогда, вероятно, разбудить её мне и удастся.

   И лекарь дворцовый, ему вторя, тоже беспомощно руками лишь развёл. Не в его, дескать, лекарских силах, в сознание привести сию девицу…

   Что ж, делать нечего. По приказу Болеярову отнесли Милолику спящую в главное их капище, где её и оставили на высоком ложе лежать. А Чаромир, как жрец заглавный, вызвался в одиночестве произвести обряды некие тайные, дабы сознание утраченное омороченной деве возвертать.

   Две ночи подряд Чаромир хитрый, что девицу он излечивает, искусно там делал вид. А в действительности он в сношение с Воромиром на расстоянии входил, чтобы о цене переправы Милолики ему с демоном сим удалось договориться.

   И вот на третью ночку прибегает жрец во дворец дико весь взволнованный и требует незамедлительно, чтобы слуги царя с Борилевом будили срочно. Те, вестимо, с постелей своих — скок, и в одном исподнем к жрецу выбегают.

   А он им врать принимается:

   — Вот беда так беда! Украдена вновь Милолика-краса, похищена птицею она громадною! Я было попытался сцапать её не дать, да вишь ты, птица эта на время меня околдовала.

   Да уж, беда! Чего тут ещё скажешь…

   Для Борилева, конечно, беда, не для царя Болеяра с Чаромиром окаянным.

   И до того-то сильно ведьмочка младая стала царевичу нашему дорога, что с большим нетерпением он утра светлого дождался. И как только заря прекрасная небосвод собою окрасила, то уселся он на доброго коня и, как папаня остаться его не упрашивал, на розыски любы своей в неведомый путь тут же отправился.

   Поехал, куда глаза его глядят.

   А как же иначе? Пути ведь верного он не ведал, поскольку куда эта птица несуществующая спящую царевну унесла, про то один чёрт, наверное, знал, да вряд ли он кому о том сказал бы…

   Ехал он так, ехал, глядь — озеро впереди показалось. То самое, у которого он Милолику впервые повстречал. И, как по заказу, медведь громадный из кустов на дорогу вылез в это время.

   Знакомый медведь-то — это он когда-то царевича на дуб загонял!

   Конь под Борилевом дико от страха дёрнулся, громко заржал, да только тот удила посильнее натянул и воли прочь бежать ему не дал.

   — Послушай меня, братец медведь, — почтительно царевич к зверю тут обращается, — ты часом не знаешь, где мне Милолику мою сыскать? А то она, брат, пропала, и где она теперь, не ведаю я ни мало.

   Закряхтел медведь, рявкнул и вроде как головою закивал согласно, что де он что-то на сей счёт знает. А затем лапой Борилеву он махнул призывающее: иди, мол, за мною, пособлю я тебе малость…

   Что ж, тот такому обороту был рад.

   Медведь-то вперёд заковылял ни шатко, ни валко, а царевич за зверем на коне своём увязался.

   Шли они так с час, или чуть поболее, а тут смотрит Борилев — некий туман такой зеленоватый по ходу их движения образовался.   И пошли они далее в тумане, а как его ветерком чуток поразогнало, то увидел парень вот что: места-то вокруг сделались диковинные!

   И то сказать верно: ели-то в три обхвата росли в тех краях, никак не менее. Везде сумрак стоял, тишина и вроде как обстановка оказалася чисто сказочная.

   Остановился медведище здесь как вкопанный и головою косматою упрямо замотал: дальше, мол, не пойду, поезжай туда сам…

   Поблагодарил царевич сердечно медведя и поехал себе сторожко промеж тех елей.

   Проехал он малость таким макаром, вперёд затем глядь — ёлы-палы! — а там избушечка аккуратненькая словно ниоткуда взялась.   Пригляделся Борилев позорчее — родная мама! — котяра там не маленький полёживает на завалинке, огромный ну как собака.

   Лежит он, значит, глазами хитроватыми царевича подъезжающего изучает и широко притом ему улыбается.

   — Здравствуй, Борилев, свет царевич! — говорит тут кот голосом человеческим. — Что найти у меня ты тут чаешь? Дело какое пытаешь али, может, от дела лытаешь?

   — Ой ты, гой еси, котик незнаемый, — так котяре Борилев отвечал, — не шастаю я, не лытаю, а важное дело пытаю. Милолика, невеста моя милая, вишь ты, потерялася. Унесла её давеча птица великанская, и где её теперь искать, не ведаю я ни капельки. Али, может, ты о ней что-либо знаешь?

   Усмехнулся Кот Баюн в пышные свои усищи и вот чего царевичу затем говорит:

   — Как не знать — знаю. Да только вот не похищала её никакая птица великанская. Её жрец Чаромир, он же колдун страшный, злой своей волею в несусветное царство отправил. Теперь она у Воромира в когтях, у коварного владыки тамошнего. Женою своею он её стать склоняет, и Милолика, под угрозою мук ужасных, уже дала на свадьбу сию согласие.

   — Ах! — издал тут царевич возглас печальный. — Вот незадача-то! Да неужто расстроить свадьбу эту нельзя?!

   — Хм, — усмехнулся опять котяра, — ну это как сказать… Коли проявишь удаль да смекалку, то может быть царевну Милолику и отобьёшь у Воромира. Ну, а коли нет — и её не спасёшь, и тебе смерть.

   — Эх, семи смертям не бывать, а одной так и так не миновать! — махнул Борилев рукою решительно. — Расскажи мне, котик загадочный, как мне невесту мою у чертей украсть?

   Ещё шире котяра тут заулыбался.

   — И вовсе я никакой и не загадочный, — потянулся он сладко лапами, — Обыкновенный я кот, просто большой да весьма многознающий. Баюном меня кличут, ага.

  — Так помоги мне, пожалуйста, Котик Баюн, — протянул царевич руки к коту. — Век тебя я не забуду, и буду у тебя я в долгу, клянусь!

   — Э-э, чего там, — недовольно поморщился кот, — это я Милолике премного обязан, так что это я у неё в долгу неоплатном…